8 июня 2021 года в Большом зале Московской Консерватории состоится авторский гала-концерт художественного руководителя и главного дирижёра Академического большого концертного оркестра имени Силантьева, композитора Александра Клевицкого «Гимн музыке».
Музыкальный руководитель мегапопулярных в Советском Союзе вокально-инструментальных ансамблей «Добры молодцы» и «Надежда». Автор множества замечательных песен, которые исполняли Иосиф Кобзон, Зураб Соткилава, Анна Вески, Михаил Боярский, Тамара Гвердцители, Витас. Автор музыки к десяткам выпусков детского киножурнала «Ералаш». Человек, причастный к запуску проекта «Утренней звезды». Главный дирижёр легендарного оркестра имени Силантьева… Как же получилось, что вы, с вашим таким солидным эстрадным багажом, вдруг ушли в классику?
– Когда я учился в Московской хоровой капелле мальчиков, музыкальная литература была моим самым нелюбимым предметом. А уж когда я увлёкся The Beatles, я и думать забыл об академической музыке.
– Когда я слышал звуки электрооргана и электрогитары, я просто сходил с ума. Я экономил деньги на завтраках и обедах, скопил денег и купил свою первую гитару. Научился на ней играть, хотя сначала даже не знал, как она настраивается. Потом создал с мальчишками свою первую группу (вообще, я всю жизнь что-то создавал), тогда это называлось бит-группа. Слово «рок» появилось потом.
Если бы мне тогда сказали, что я буду любить академический жанр и джазовую музыку, и более того — я буду её преподавать (я был преподавателем на эстрадно-джазовом факультете в Гнесинском училище потом уже, спустя годы), я бы сильно посмеялся.
– А сколько вам было лет, когда вы начали сочинять?
– Я начал сочинять музыку довольно поздно, лет в 25. Хотя Чайковский тоже начал поздно сочинять… Я вспомнил Чайковского, потому что это мой кумир. Я по образованию хоровик, поэтому я начал сочинять хоровые произведения, которые, кстати, до сих пор звучат.
А спустя лет 15-20 я сочинил небольшой, одноактный балет на «Шагреневую кожу» Бальзака. И на моём юбилейном концерте, который проходил в «Новой опере», этот балет исполнили молодые артисты Большого театра. Правда, не как «Шагреневую кожу», а как «Волшебную лампу Аладдина». Но мне настолько хотелось, чтобы эта музыка прозвучала, что я согласился на такую «подмену». Ребята замечательно станцевали, у меня сохранилась эта запись. Хотя до сих пор я считаю, что это была «Шагреневая кожа». Вот так в жизни композитора бывает!
– Наверное, ещё ближе к классике вы стали, когда возглавили Академический большой концертный оркестр имени Силантьева?
– Когда я познакомился с Ириной Герасимовой, генеральным директором РГМЦ, в который входит радио «Орфей», я сказал, что если она будет искать художественного руководителя и дирижёра, я брошу ради этой работы всё! К тому времени я был довольно известным композитором. Не скажу популярным, но известным. Через год я стал руководителем оркестра имени Силантьева. Дирижёром. Причём, конечно, очень зелёным, опыта мне не хватало. Но очень старался, занимался, учился, экспериментировал.
– Я знаю, что вы и сейчас учитесь…
– Да, я и сейчас учусь. Короче говоря, прошло уже 15 лет, как я возглавляю этот оркестр. Мне удалось достаточно высоко его поднять, вывести на телевидение, мы выступаем на самых известных площадках.
– Можно сказать, что вы вернули оркестр Силантьева на телевидение…
— Да, дело в том, что до моего прихода его, наверное, лет 15 уже на телевидении не было. Сейчас у нас прекрасные отношения со всеми каналами, нас с удовольствием приглашают. Так вот я стал дирижёром.
– Вы хотели быть знаменитым?
– Конечно. Я очень честолюбивый человек, амбиций у меня всегда было много. Я мечтал сделать карьеру музыканта. Я больше никем не хотел быть, хотя жизнь предоставляла мне самые разные шансы. На самом деле моя карьера дирижёра началась в армии. Так получилось, что после учебки, после того, как мы поползали-постреляли, меня вызвало руководство: «Мы посмотрели твои документы, у нас ушел руководитель ансамбля (а это офицерская должность), мы хотим назначить тебя дирижёром, потянешь?» Я, конечно, согласился!
– Это сколько же лет вам было?
– Я попал в армию уже после института и прослужил полтора года. У меня к этому времени уже была дочка, и даже машина была куплена!
Это в советские-то времена, когда машины были у немногих!
Я когда учился, очень здорово играл на электрооргане. И у меня было очень много учеников. Сейчас бы это назвали мастер-классом, а тогда такого названия не было. Это были обычные консультации. Я обучал, как пользоваться органом, какие тембры из него можно извлекать. И параллельно я работал в самых известных ресторанах и, будучи студентом, зарабатывал очень приличные деньги. Поэтому я и купил себе машину. Это был «Москвич», который ломался каждый день. Не было дня, чтобы в нём что-то не сломалось. Но поскольку меня интересовало, как машина устроена, я в неё, естественно, лез и собственными руками её чинил.
– А чем вы занялись после армии?
– После армии я вернулся в ресторан, нужно же было работать. А надо сказать, что в те годы в ресторанах работали лучшие джазовые музыканты.
Я работал с многими замечательными музыкантами, например, с Леонидом Геллером. В те годы можно было сесть в такси, сказать «к Галеру», и любой таксист знал, где он играет, потому что это был один из самых популярных артистов. Он был даже не столько музыкант, сколько артист. Я многому у него научился.
– Рестораны, джаз, популярная музыка, успех, сотни тысяч розданных автографов во врем работы в ВИА «Добры молодцы»… Что же изменилось? Почему вы всё-таки решили так круто изменить свой жизнь и уйти в академическую музыку?
– Эстрада — огромная часть моей жизни, в ней были как неудачи, так и достаточно большие победы. Но всё течет, всё изменяется. И я изменился. Эстрадная музыка – это, к сожалению, преимущественно развлекательный, танцевальный, песенный жанр. Я понял, что в этой музыке я не смогу высказать всё, что во мне накопилось. Я почувствовал, что созрел для того, чтобы высказаться в более серьёзном жанре. А только академическая музыка наиболее полно позволяет композитору высказать свои мысли и чувства, она бесконечно многогранна, многолика, многообразна.
– Эстрадное прошлое не мешает при создании академической музыки?
– Мне помогает. Потому что эстрадная музыка пишется для людей, для того, чтобы они получили удовольствие, услышали хорошую мелодию. Я когда пишу музыку, я «сажаю себя в зал». Я становлюсь слушателем и пытаюсь понять, а что бы я хотел услышать сейчас? И мне это помогает.
– Правда ли, что большую часть произведений, которые прозвучат на вашем концерте в Консерватории, вы создали во время пандемии?
Когда рождается образ, я очень быстро работаю. Главное – чтобы родилась идея. Например, симфонию «XXI век. Борьба продолжается» я начал писать ещё до пандемии, она стала предчувствием всего, что нам пришлось пережить за минувший год. Все, кто слышал её, удивляются, как мне удалось всё это «предсказать». Но у меня есть такие экстрасенсорные способности…
Больше всего времени ушло на первую часть «Борьба продолжается», долго искал нужное мне созвучие, вторая и третья – «Память» и «Ветер перемен» были написаны очень быстро. А концерт для фортепиано, мировая премьера которого также пройдёт 8 июня, был написан за десять дней, пока я лежал в больнице. На гала-концерте «Гимн музыке» его исполнит великолепная пианистка Екатерина Мечетина.
– Музыка, в отличие от литературы и живописи, рождает у слушателя множество образов и трактовок. Какой смысл вложили в свою симфонию вы?
– Это симфония о маленьком человеке, который живёт в современном мире и принимает на себя все удары судьбы. Мы приходим в этот мир, не зная своей судьбы… И жизнь человеческая – это не устланная розами дорога. Вообще, должен сказать, что музыка у меня получилась не сладкая, построенная на диссонансе.
– На вашем концерте 8 июня будет ведь сразу несколько премьер?
– Да, помимо симфонии и концерта для фортепиано, впервые прозвучит концерт для валторны с солистом-виртуозом Аркадием Шилклопером. А ещё – посвящение «Чайке по имени Джонатан Ливингстон». Называет «Лети!». Притчу Ричарда Баха я прочёл ещё в 80-е годы и тогда же написал это посвящение. Оно уже исполнялось, но на концерте в Консерватории прозвучит совершенно по-новому – с органом.
Наталья ПЕЛЕХАЦКАЯ,
Фото – радио «Орфей»