Пандемия и последовавший за ней геополитический разлом заставили мировые рынки приспосабливаться к новым условиям ведения бизнеса. Не стала исключением в этом ряду и Россия: изменение логистических путей и неразбериха на рынке труда вынудили отечественный бизнес пересмотреть свой подход к ранее существовавшим бизнес-моделям.
Меняйся или уйди – так кратко сегодня можно охарактеризовать настроение российских предпринимателей, которые ищут любые возможности для продолжения работы в текущих условиях. Санкции и уход с рынка большинства западных компаний открыли перед отечественным бизнесом новые возможности для международного сотрудничества на южном и юго-восточном направлениях. Естественно, что подобные изменения требуют и нового подхода как в перенаправлении существующих грузовых потоков, так и в создание путей для импорта товаров, спрос на которые только начинает формироваться на нашем рынке.
Глеб Белавин, один из создателей лидеров логистического рынка России – компании MLP и логистического агентства 20А с суммарным объемом активов в управлении с выручкой 20 млрд рублей в год, сегодня по праву является лидером в области складской недвижимости. Он считает, что текущие изменения не только будут способствовать трансформации российской экономики, но и создадут новые окна возможностей, которые бизнесу необходимо использовать с максимальной выгодой.
Сегодня 15-и летний опыт Глеба Белавина по выводу компаний из кризиса, как никогда востребован на рынке. Обладая необходимыми компетенциями и экспертизой в этой области, Глеб вместе с командой профессионалов создал консалтинговую компанию «Метод Белавина», которая занимается перенастройкой существующих бизнес-процессов и внедрением новых методик для более эффективной работы предприятий и производств по всей стране.
В интервью Глеб Белавин рассказал о своем пути в бизнес и тех качествах, которые должны входить в «базовую комплектацию» современного бизнес-лидера. Ознакомиться с разговором можно на сайте СМИ АртМосковия. Оно также выйдет в рамках спецпроекта: серии электронных книг о выдающихся личностях России и зарубежных стран #артмосковиявлицах.
– Глеб Белавин – это кто?
– Я давно пытаюсь ответить себе на этот вопрос, но словами выразить достаточно сложно. Топ-менеджер, успешный менеджер – это все клише и скудная формулировка, которая не раскрывает сути вопроса. Сейчас я нахожусь между терминами поводырь, администратор, воин и реформатор. Время от времени меня пытаются отговорить лезть на амбразуру, но качественные изменения, к сожалению, даются только через серьезную трансформацию людей. Это всегда конфликтная тема, связанная с жесткими действиями и носящая повышенный эмоциональный характер. С этим как раз и связана моя реформаторская повестка, которая включает в себя целый комплекс навыков. Как это назвать одним словом – не знаю.
– Для своего возраста Вы довольны тем, что у Вас есть и чего достигли?
– В привычных категориях у меня нет задачи определять доволен я или нет. Я доволен тем, что достиг некой определенности: смог сам себе описать состояние моей внутренней конструкции. Понял – что мое, что не мое. Отчего надо избавиться, а что надо привлечь: в людях, в вещах в инструментах и т.д. И здесь я доволен тем, что имею.
– Кем Вы хотели стать в детстве?
– Помню, все хотели стать космонавтами и только я один – водителем мусоровоза, потому что он приезжает, сгребает мусор и после него все чисто. Мусор – всегда результат жизнедеятельности человека. Видимо поэтому сейчас мне больше нравится заниматься расчисткой бизнес-процессов: я стремлюсь к стерильности и не люблю лишнего.
– А кто были Ваши учителя?
– Одного конкретного идола я бы не назначал, это все равно какой-то собирательный образ. Потихоньку с отдельных людей по чуть-чуть брал и беру паттерны поведения, навыки, способности. И от реально существовавших персонажей и от художественных образов.
– Свою профессию Вы выбирали по любви или по расчету?
– Тут опять сочетание факторов. Если взять внутренние ощущения, то, обращаясь в свое прошлое, могу сказать, что там всего поровну.
– Как Вы пришли в логистику?
– Как-то самотеком. Сначала я работал в риэлторском агентстве, просто как брокер, потом еще два года трудился в подразделении одной известной компании, а когда произошла очередная смена деятельности – ушел на рынок. В результате меня позвали работать в компанию складской недвижимости.
– Почему Ваш профессиональный выбор остановился на экономике?
– Он не остановился на экономике. Экономика для меня всего лишь один из инструментов для изучения поведения масс. А как это называется на самом деле: экономика, политика или социология – это уже вопрос второй.
– Получается, Вы не можете себя назвать перфекционистом?
– Я как раз патологический перфекционист, но есть проблема – не всегда могу отделить путь к идеалу от самого идеала и мне это очень часто мешает. Приходится с этим бороться,хотя делать это не надо.
– Любите делегировать ответственность?
– Абсолютно нормально к этому отношусь. Конечно, другие могут сделать хуже, но нет гарантии, что мое «лучше» будет сильно отличаться и тогда нет смысла тратить на это собственный ресурс. Если человек сделает что-то лучше меня, то переживать точно не буду.
– То есть Вы не ревнивый человек в профессиональном плане?
– Я и в не профессиональном плане абсолютно не ревнивый. Раньше было такое, но сейчас все это ушло куда-то. Как говорят, колхоз – дело добровольное, если кто-то кого-то нашел лучше – замечательно.
– А завистливый?
– Раньше тоже было, но сейчас как-то не особо. Зависть – это же обучение, поэтому положительно отношусь к этому чувству там, где речь не идет о материальных вещах.
– Управленец – это наученность или призвание?
– Мое стойкое убеждение, что лидер – это данность по рождению, которую можно довоспитать, доучить, но с нуля сделать невозможно. Если в твоем психотипе есть навыки, необходимые лидеру, то их можно дорастить. Но если это не предусмотрено базовой комплектацией, то как движок ни растачивай, от «заводских настроек» не уйти.
– Что тогда должно входить в «базовую комплектацию» лидера?
– То, что называется чуйкой: активность, интуиция и умение администрировать процессы, которые приходится периодически переделывать. Лидерство – это прежде всего состояние постоянного лавирования, что-то более сложносочиненное. Не просто купить и продать, а продать с добавленной стоимостью в виде сервиса, в виде услуги или в виде производства чего-либо. Получается – это пассионарность, интуиция и высокая степень ответственности.
– А совесть – это необходимое качество для управленца?
– Весь вопрос – как ты с ней договариваешься и в каком контексте ее применяешь? Если ты будешь постоянно обманывать своих покупателей, наверно они от тебя отвалятся, а если четко будешь прописывать условия по применению своего продукта, то тогда и совесть не пострадает. Совесть – это про отсутствие прозрачности. Если ты непрозрачен в своих действиях – либо совесть тебя остановит, либо она уйдет на третий план. Ведь совесть — это еще и собственные ожидания. Иногда они настолько завышенные, что приходится отодвигать ее в сторону, а если ожидания немного снизить, то и совесть мешать не будет.
– Как Вы реагируете, если все начинает идти плохо?
– Кризисные явления в любом случае являются частью какого-то более длинного процесса: значит надо в моменте менять ставки, совершать какие-то резкие движения на короткие дистанции, но мышление должно идти в более длинном периоде. Если все внешне начинает идти плохо – я подожду пока в голове перестанет все идти плохо. Чаще всего – это личное восприятие действительности, не более того. Плохо – это отсутствие определенности, то есть сначала надо достигнуть состояния определенности, а потом решить, что делать дальше и начать совершать какие-то действия.
– А Вы не хотели бы снять с себя часть такой нагрузки?
– Нет, я не хочу ее снимать, я хочу ее структурировать. Что-то снять – равносильно запуску каких-то процессов, которые произойдут уже не по твоему сценарию. Проще самому их довести до конца, доделать, так чтобы они работали в автономном режиме. Если снимешь их с себя в процессе, то велика вероятность, что к ним придется вернуться: и не факт, что все будет находиться в хорошей стадии. Со временем может случиться рецидив, который потребует еще большего вмешательства. Взялся, так доделай.
– Что Вас раздражает в людях?
– Не инертность даже, а трусливость в принятии серьезных решений. Очевидная нерешительность, когда человек тянет время до последнего, в надежде, что все само рассосется. Раньше еще раздражало несоответствие претензий в человеке к окружающим с отсутствием претензий к себе. В этой ситуации я пытаюсь относиться к человеку на том уровне, который соответствует его потенциалу. Все зависит, на какую роль претендует этот человек: если речь идет о специалистах, которые должны принимать какие-то решения, то, естественно, будет неинтересно, если он каждые пять минут станет дергать меня из-за пустяков.
К большому сожалению, современные люди перестали понимать, что мозг абсолютно бесчувственный орган и когда он начинает разрушаться – мы это физически не ощущаем. Большинство не в состоянии отдать себе в этом отчет: появляется агрессия как реакция на те вещи, которые не укладываются у человека в голове. В медицине есть устойчивое выражение на этот счет – потек мозг. Оно означает, что их мозг перестал воспринимать информацию за пределами привычных ему паттернов и алгоритмов. Человек не способен это все переварить и начинает через эмоции вытеснять из себя боль, которую ему несет новая информация.
– Кстати, а как Вы сами относитесь к боли?
– Я не терплю зубную боль, а дальше все зависит от ситуации. Когда надо заниматься, например, растяжкой мышц – нормально к этому отношусь, но не люблю уколы, хотя и регулярно их делаю.
– Значит, и к вакцинации относитесь тоже не очень?
– Да так же, как к любому медикаментозному влиянию. Надо понимать, зачем ты это делаешь, и в связи с чем она тебе понадобилась. Если организм не в состоянии нормально взаимодействовать с бактериальными или с вирусными инфекциями, то вакциной эту проблему не решишь. Рассчитывать только на вакцинацию не стоит: если эта проблема у тебя существует, то рано и поздно она вылезет где-нибудь в другом месте. Это не панацея. Я сам постоянно нахожусь под контролем медицины и раз в три месяца провожу полное обследование организма, потому что последнее время испытываю очень большие нагрузки и собственного ресурса уже не хватает.
– Получается эвтаназия – это не про Вас?
– Мне кажется, что эвтаназия – это верхушка айсберга, а не ее база. Почему люди приходят к такому решению? Тут та же история, как и с онкологией, которая является запущенной стадией ментальных проблем. Если человек рассматривает возможность эвтаназии, значит он зашел в тупик в своих проблемах и единственное его желание – снять ответственность за свою дальнейшую жизнь. Еще немного копнув, мы придем к тому, что отсутствие каких-то адекватных целей и ценностей, в первую очередь критической оценки собственных поступков и дефицит нормальных решений – является первопричиной возникновения большинства ментальных проблем. Людей «несет по течению» в силу лени их мозга, но то, где они в итоге оказываются – им уже не нравится. Чтобы вернуться в нормальное русло – надо пойти обратно против течения, и уже только потом выруливать на новый путь.
Я считаю, что онкология, как самая неизлечимая болезнь – удобный способ сбросить с себя груз накопившихся проблем из-за невозможности разобраться с ними самостоятельно. Люди, получая такой диагноз, испытывают определенное облегчение, как это ни странно. И оно позволяет им снять с себя ответственность за накопившуюся за долгие годы в голове дрянь, с которой они не хотят разбираться. Это дитячий подход, игнорирование сложной проблемы, после чего она уходит в хроническую стадию, с которой чем дальше – тем сложнее.
– Другими словами, если мы не боимся разбираться со своими проблемами, то это застрахует от онкологии?
– Да, это все к вопросу о самоанализе – адекватно выстроенный диалог с внешним миром всегда поможет тебе, показав существующие проблемы.
– Но есть же и внешние причины – например, человека сбивает машина…
– Я скажу вещь, которую тяжело осознать: в любом событии можно найти предпосылки для его наступления, даже если тебя сбила машина. Жертва помещает себя в ту систему обстоятельств, которая даст ей в очередной раз подтверждения статуса жертвы.
– Получается, такой человек с рождения несет менталитет жертвы?
– Нет. Человек рождается чистый, с тем, что называется интуиция или память предков. И уже только потом он начинает наворачивать на себя все социальное зло.
– А существует родительская карма?
– Да, существует. Возможно, что предки человека «напылесосили» какую-то определенную установку и если они не приняли на себя ответственность разобраться с этим, то с высокой долей вероятности этот груз перейдет на ребенка. Опять же все происходит не по факту рождения, а по факту развития ребенка через невербальные установки родителей. Они так себя ведут, что ребенок через подобное программирование принимает на себя эту карму.
– А как через эту призму воспринимать коллективные жертвы, например, падение самолета? Люди сами это привлекли?
– Скажем так, поместили себя в такие обстоятельства, что оказались в упавшем самолете. Существует коллективное бессознательное, которое всех этих людей привело в этот самолет.
– Тогда можно сказать, что и трудовые коллективы собраны по похожему принципу?
– Все, что нас окружает, проецируется нашим мозгом. Это то, что называют дефолт — система мозга. По разным данным от 150 до 200 человек постоянно окружающие нас – это отражение структуры нашей психики. А так как психика состоит из коллективного и собственного бессознательного, то коллектив покажет нам – какие мы: это и есть та самая судьба. Весь вопрос, как мы с ней соотносимся и каким образом ею управляем.
– Видимо, Вы неравнодушны к эзотерике?
– Я верю в то, что называют эзотерическим общением со Вселенной – базой данных, которая качественно упакована у нас в голове. И правильное отношение к этим данным предполагает качественное проживание своих биологических лет. Иногда я прислушиваюсь к единичным специалистам в астрологии, которые могут отчасти повлиять на мои решения. Но все это происходит больше в интуитивном режиме. Например, если на улице портится погода, то не стоит туда выходить в трусах. То же самое происходит и с астрологией: если что-то «переезжает» на другие даты, значит так оно и надо.
– То неприятное, что случается с Вами – это Ваша вина?
– В том числе. Чаще всего это элементарный недогляд и мне приходится достаточно резкими движениями все исправлять. И собственные срывы – это не столько злость на других людей, сколько претензии к себе.
– И что Вы говорите себе в такой ситуации?
– Просто задаю себе вопрос – почему ты там оказался?
– Получается, Вас раздражают человеческие слабости?
– Да, бывает иногда. Но не потому, что человек плохой: просто он оказался инертным и с ним нужно вести себя по-другому.
– А легко ли Вас вывести из себя?
– Нет, не очень. Все зависит от ситуации, но такое случается. Приходится иногда сильно повышать голос, если спокойным тоном до людей не доходит. Чтобы окружающие поменяли свое отношение к проблеме, иногда приходится вводить их в стресс.
– Получается сдерживать свой гнев?
– Не всегда. Может и прилететь.
– Можете врезать?
– Никогда не врезал, хотя иногда хочется. Поймите, если 100-150 лет назад это было действенным инструментом, то сейчас, кроме еще большего ступора и шока для людей, ни к чему не приведет и ничего этим не добьешься. Поэтому приходится действовать немного по-другому.
– А Вы можете потерять контроль над своими действиями?
– Случаются осознанные выходы из себя, но не более 2-3 раз в год.
– Что Вас может удивить?
– Проявление собственных навыков, которые я не мог разглядеть в себе раньше. Хотя сейчас я уже не знаю чему еще можно удивиться. С другой стороны, удивление – это некая ошибочная субъективная оценка, которая не всегда может быть правильной. Время от времени возникает какое-то новое обстоятельство, среда или факт, которое меняет твое отношение к предмету.
– Тянет ли Вас в город, где родились и как часто Вы там бываете?
– Бывает стремление туда съездить. Мне нравится Волгоград по географическим и климатическим характеристикам.
– Испытывали ли Вы комплекс провинциала?
– Постоянно испытываю. Я говорю, что я лимитчик, особенно тем москвичам, которые не могут без навигатора ездить.
– Вы легко меняете место жительства?
– Раньше привязывался, сейчас легко меняю.
– Из-за чего Вы можете переехать жить в другой город?
– Какая-то деятельность, которая потребует нахождения там: вот бежать – нет, а по работе – да.
– Вы много путешествуете, какое место Вас зацепило?
– Зацепила Латинская Америка. Очень нравится Мексика, был там уже три раза: природный ландшафт, горы, климат плюс с людьми мне там комфортно взаимодействовать.
– Как быстро Вы принимаете решения?
– Все зависит от контекста: насколько быстро надо принять это решение. Бывает моментально, а бывают такие решения, когда не стоит торопиться.
– Вы больше логик или эмпирик?
– И то и другое. Логика все равно идет из эмпирической конструкции: собираешь какие-то данные, обрабатываешь их и выдаешь результат. У меня нет такого – либо одно, либо другое.
– Вы летаете на вертолете, боролись с медведем, прыгали с парашютом: что значит для Вас хобби?
– Если говорить конкретно про полеты – это возможность посмотреть на все сверху, а с медведем было отражение внутреннего состояния. Медведи умные, инертные, но если его разбудить, то остановить тяжело. Кому-то нравятся собаки, кому-то кошки, а мне – медведи.
– Вам свойственно осуждать людей?
– Бывает. Иногда даже могу посплетничать.
– Вы отходчивый человек?
– Опять все зависит от контекста. В моменте – да: на повышенном эмоциональном накале я долго находиться не могу, но если я принимаю какое-то решение, то я с них уже не сползу. Я это делаю, но это уже будет не эмоциональное, а взвешенное решение. Считаю, что обида – это плохое чувство и как-то научился ее игнорировать.
– То есть Вас нельзя задеть?
– Можно. Задеть, как правило, могут те, кто близко подошли. Таких немного.
– И часто Вы подпускаете к себе близко других людей?
– Такое было раньше, сейчас наоборот – стараюсь держать на расстоянии тех, от кого сквозит потребительское отношение. У меня немного друзей, с которыми я близко общаюсь. Мне комфортно быть одному, хотя не могу сказать, что я к этому стремлюсь.
– У Вас есть какие-то слабости?
– У меня есть слабость на общение с людьми, которые в той же глубине понимают природу событий, как и я. Те, кто может фундаментально оценить события по своей природе. Это даже не столько про интеллект, сколько про глубину анализа. А так, мне нравится природа, вино – посидеть, «покайфовать».
– А эмпатия для Вас – это сила или слабость?
– Если это слабость, то это уже не эмпатия, а эмоциональная зависимость от другого человека. Эмпатия – это хороший инструмент сам по себе, хотя я эмпатичен не настолько, насколько бы мне этого хотелось из-за аналитического склада характера – тут еще есть над чем поработать. Хотя и гораздо более эмпатичен, чем многие другие.
– Верите ли Вы в бескорыстность окружающих?
– Нет. И дело тут не в меркантильных вещах. Корысть предполагает получение какой-то выгоды от общения с другим человеком. Максимум бескорыстно можно с человеком парой слов в лифте перекинуться, не более.
– Как Вы относитесь к своей публичности?
– Спокойно. У меня не возникает желание ни закрыться, ни открыться больше, чем это необходимо для дела.
– У Вас есть желание стать широко известным, популярным человеком?
– Нет, я воспринимаю свою публичность, как необходимость умываться, одеваться, хорошо выглядеть. Как один из необходимых атрибутов, инструментов для жизни, который является достаточно важным дополнением. Меня это не смущает, но и не заставляет стремиться к чему-то большему. Не скрою, хотел бы, чтобы на мои выступления приходили миллионы, но не из тщеславия, а чтобы понять, каково находиться в таком внутреннем состоянии, что это к тебе притягивает миллионы людей. А так, у меня достаточно часто бывает желание побыть одному: я не любитель большого количества людей. Публичность для меня скорее необходимость, чем потребность.
– Каким Вы себя видите на пенсии?
– Я себя представляю примерно так же, как и сейчас: дай Бог, чтобы только медицина развивалась прежними темпами. Дом где-то на море – это не про меня: я скорее жил бы в лесу со своим хозяйством: занимался выпасом коз, выращиванием поросят и так далее. Хотя проводить 100% своего времени я бы там не стал.
– И до какого возраста Вы предполагаете работать?
– По той динамике, которая сейчас есть – еще лет сорок точно. Но вариант, что вообще с какого-то возраста я перестану работать – не рассматриваю. Все равно нужна будет какая-то деятельность, и пока я ее буду в состоянии осуществлять – буду это делать.
Фото – Никита ШАРПАН
