Руслан СКВОРЦОВ: «Выход на сцену и балет – это всегда борьба с самим собой»

Руслан Скворцов – последний романтик Большого театра. Премьер. В Большом театре с 1998 года. В 2000 году завоевал III премию международного конкурса артистов балета в Москве. В 2011-м награжден призом журнала «Балет» «Душа танца». Как приглашенный артист работал в труппах театров: Татарстана, Самары, в труппах Мариинского и Неаполитанского театров, в труппе международного балета города Торонто (Канада). О нём говорят: «Носитель русских традиций мужского танца». С Русланом мы встретились в начале декабря 2019 года в Большом театре. Несмотря на некую непубличность, он легко и сразу согласился на интервью.

– Руслан, многим вашим коллегам я задаю вопрос по поводу жесткости преподавания в хореографических училищах. Что, на ваш взгляд, ни в коем случае нельзя делать по отношению к ребенку и со стороны родителей, и со стороны педагогов? Ваши собственные педагоги были жесткие?

– Я не знаю, как сейчас. Я закончил училище 20 лет назад – в 1998 году. Но что можно назвать жесткостью? Строгость, требовательность? Или поведение, отношение педагога, которое унижает ученика? На мой взгляд, педагог должен быть строгим. Если педагог будет слишком мягким, то дети будут этим пользоваться и будут садиться на шею. Я это говорю, так как я сам отец. Строгость нужна, но ни в коей мере нельзя унижать достоинство ребенка.

Мне лично с педагогами очень повезло. Мои педагоги были одновременно и строгими, но в то же время были как вторые родители. Они очень о нас заботились.

Разумеется, бить ребенка нельзя. Но иногда его нужно поставить на место. При этом все равно ребенка нужно уважать, нужно понимать, что это личность. У каждого свое мнение.

Все дети разные, кто-то и так слушается, к нему не нужно применять дополнительные меры. Со всеми одинаково нельзя себя вести. Нужно держать ребенка в рамках и не позволять ему за них выходить. Это и есть воспитание.

– У вас хорошие воспоминания о том времени, когда вы сами учились?

– Да, очень хорошие воспоминания. У меня были очень хорошие педагоги.

Были иногда не очень приятные моменты, но в целом отношения были замечательные. Мои педагоги Анатолий Георгиевич Коваленко, Вячеслав Олегович Михайлов. Эти педагоги вели классический танец. Так же мы изучали дуэтный танец, народно-характерный, гимнастику, общеобразовательные предметы – их тоже вели потрясающие педагоги.

– А своего ребенка вы бы отдали в балет?

– Пусть он сам выберет, но существует очень много и других замечательных профессий.

– У нас сейчас очень много училищ, которые выпускают артистов балета и педагогов-хореографов. Ежегодно очень много детей выходят и из Академии Русского Балета имени Вагановой и из Московской Государственной Академии Хореографии и многих других и региональных училищ. Не все устраиваются в театр, многие сразу уходят из профессии. Что делать с этой ситуацией? Нужно ли такому количеству людей творческое образование? Может, ввести распределение по театрам? Такая конкуренция учебных заведений, появление новых как, например, Академия Танца Бориса Эйфмана, - это хорошо?

– Конкуренция это всегда хорошо. Без этого нет развития. С другой стороны, нужно ли такое количество учебных заведений? Почему нет? Балет сейчас очень популярен. И даже в плане физического воспитания и развития. Не обязательно, чтобы человек потом шел заниматься этим профессионально.

В моем училище в годы, когда я учился, было очень много иностранцев. Некоторые из них приходили в балет для развития физической формы и общего развития. Я не знаю, кто из них в дальнейшем пошел работать в театр. Разумеется, в главные театры страны сложно попасть, по крайней мере так было, когда я выпускался, брали только с максимальными оценками по спец.предметам. А те, кто не смог попасть, но при этом хотел остаться в профессии, устраивались в другие коллективы. Тем временем артисты, которые заканчивают свою танцевальную карьеру, но способные передать свои навыки, например подрастающему поколению, нуждаются в трудоустройстве не только в академиях балета, но и в специализированных школах или в возможности давать мастер-классы. К сожалению, время идет, и старых педагогов становится все меньше и меньше.

Влияет ли это на качество? Это другой разговор.

– Очень многие ваши коллеги, педагоги и артисты старой школы, говорят про то, что уровень подготовки исполнителей, уровень артистов, хореографических постановок падает. Вы согласны с этим мнением? Или дело все в том, что пришло другое поколение?

– Дело в том, что век артиста балета вообще не очень долгий. В среднем 28 лет: 8 лет в училище и 20 лет в театре. 20 лет – это тот срок, после которого ты имеешь право выйти на пенсию. Или тебя отправляют, или ты сам уходишь. Есть артисты, которые танцуют и намного дольше, или намного меньше.

Поколения в театре меняются достаточно быстро. Каждый год кто-то уходит, кто-то приходит. Идет такой непрерывный конвейер все время.

Возможно, качество упало. Иногда говорят о том, что Запад на нас влияет, и у нас стали спектакли делать, ориентируясь на них. Или что у нас танцуют не очень подготовленные артисты, которых приглашают на ведущие партии.

Я не могу об этом судить. Но могу сравнить с тем временем, когда сам только начинал творческий путь в театре. И чтобы станцевать ведущую партию, нужно было до неё дорасти, набраться опыта в кордебалете и менее значимых партиях. И не только физически, но и эмоционально, потому что балет это не только движения. Так же была определенная иерархия. Что сперва ведущие и сольные роли исполняют примы и премьеры, ведущие солисты и солисты, а потом уже все остальные, если их дополнительно вводят в спектакль на эту роль.

Сейчас молодым дают больше возможностей. Если вы посмотрите афишу, то увидите в каждом спектакле имена молодых артистов, для которых это будет первый спектакль в их карьере.

А влияет ли это на уровень, судить зрителю.

– Кого-то из молодых исполнителей и хореографов-постановщиков могли бы отметить? Вы ходите сами в театр как зритель?

– Мне сложно куда-то выбираться. Я много работаю, из театра после работы сразу еду домой и занимаюсь ребенком.

– Вы говорили в одном интервью, что балет – это привилегированный вид искусства. А что такое привилегированность?

– Привилегированный – значит для определенного круга людей. К сожалению, у балета нет такого количества фанатов, как у спорта.

– Говорят, что интерес упал, но я с этим мнением не согласна, так как хожу в театры. Очень много людей ходит на балет, места в зале всегда раскуплены. За любые деньги люди идут.

– Есть люди, которые действительно любят балет, их достаточное количество. Они регулярно ходят на спектакли. Есть люди, которые ходят на определенных артистов. Есть люди, которые просто иногда приходят на спектакли. Кто-то, наверное, ходит только для того, чтобы посетить Большой театр. В виду последних масштабных изменений в Москве, когда приезжает огромное количество туристов, которые, конечно же, все идут в Большой театр. Потому что Большой театр – это лицо страны. На балетные спектакли всегда было сложно попасть, билеты всегда разбираются быстро, фактически всегда полные залы. Большую популярность всегда имел классический репертуар.

– Балетные постановки должны подстраиваться под вкусы современной публики или должны нести свою изначальную хореографию и идею? Воспитывать зрителя...

– В советские времена балетные постановки всегда подстраивались под вкусы публики. Даже скорее под вкус режима. А сейчас все настолько демократично, что одновременно существуют совершенно разные постановки. Я думаю, что в крупных государственных театрах все же должен быть отбор репертуара. Что именно там должно идти. Это важно и для статуса театра.

Тем не менее, о вкусах не спорят. Одному нравится одно, а другому – другое. Новых постановок сейчас очень много. Отзывы на них разные: и хорошие, и плохие.

Сейчас такое время, что все имеет место быть.

– А нужно ли вообще создавать новые постановки? Если бы вы сами ставили спектакль, то о чем бы он был?

– Я, скорее всего, сам точно ничего не стал бы ставить. Потому что это огромная и сложная работа. Я считаю, что у меня точно нет такого таланта – ставить спектакли. Когда я работаю как артист с каким-то хореографом, то даже не представляю, как это – придумать все. Чисто режиссерская работа, придумать логические ходы, какая сцена где должна быть – это я понимаю. Но придумать движение – я не представляю, как это.

– «Искусство должно нести воспитательную роль» - часто слышу эту фразу. А какими методами можно повлиять на современных людей, чтобы заставить их развиваться, мыслить самостоятельно, быть более нравственными, думать и анализировать?

– Искусство всегда имело такую роль. Любой вид искусства. Нести культурную идею, чтобы развивать человека. С другой стороны, нельзя человека насильно заставить себя самого воспитывать. Это должно быть его личное желание и потребность. Балет, живопись, драматический театр, опера, музеи пытаются все сделать для того, чтобы привлечь публику. Сейчас стали очень популярны походы по музеям. Много бесплатных акций. В Москве очень много проходит культурных мероприятий. Но, в конечном счете, все зависит от самого человека, хочет он этого или нет.

– Вы выступали с разными труппами, в разных городах и странах. Где легче и интереснее выступать? Где публика теплее встречает? Где лучше и сплоченнее труппа, как находили общий язык?

– Танцевать нигде не легче. Танцевать всегда сложно. Я никогда не замечал к себе негативного отношения ни в одном коллективе, с которым я работал. Везде люди были доброжелательны, и никогда не возникало проблем в работе. Может, дело в том, что меня воспитывали так, что если хочешь, чтобы к тебе хорошо относились, то относись к другим так же. И всегда в любом коллективе, где я работаю, стремлюсь настроить окружающих именно на такую работу и взаимодействие. Мы занимаемся одним делом и должны это сделать хорошо.

– Вы в детстве занимались хоккеем. С родителями не возникло противоречий, когда выбрали творческую профессию? Родители поддержали выбор или они хотели, чтобы у сына была серьезная профессия? И чем можно аргументировать, чтобы мальчиков отдавали в балет?

– Я не скажу, что я серьезно занимался хоккеем. Меня просто увидели на катке, как я катался на коньках, когда мы играли с друзьями в хоккей, и пригласили в спортивную секцию в моем городе. На тот момент я примерно год не занимался балетом.

В балет меня отдали с 5 лет, а в 9 лет я сказал, что хочу заниматься хоккеем, так как мне очень нравился этот вид спорта. А направить меня на просмотр в профессиональное хореографическое училище настояла моя первая учительница Елена Ивановна Тимофеева, которая сама закончила Академию Русского Балета имени Вагановой, и, вернувшись в свой родной город, она стала преподавать детям. Она сказала моим родителям: «Съездите на просмотр, вы ничего не потеряете. Если не возьмут, то тогда пусть идет в хоккей».

– Есть уже идеи, где себя попробовать после окончания карьеры артиста балета?

– Пока нет.

– У вас бывают ситуации, когда не хочется выступать, депрессия или усталость? Хотелось закончить, уйти из профессии? Как справлялись с этим состоянием, как себя мотивировали продолжать дальше?

– Очень часто, я ленивый. Но, вот, как-то все справляюсь.

– В одном из интервью вы говорили, что вам очень нравится выходить на сцену. Что «каждый выход радостен».

– Наверное, это было какое-то старое интервью, когда я был молодым начинающим артистом.

Возможно, что я говорил о том, что мне нравится реакция публики. Она для меня очень важна. Но в то же время я обожаю последние аплодисменты, когда спектакль заканчивается. Когда публика благодарит, это приятно.

Заставить себя пойти на сцену очень сложно. Наверное, не только мне. Это не только физическая нагрузка, но и эмоциональная.

Были ситуации, когда хотелось закончить с балетом. Особенно, если случалась какая-то травма. У меня были проблемы со спиной. Я почти год пытался восстановиться и, честно, думал, что я уже не выйду на сцену.

Выход на сцену и вообще балет – это всегда борьба с самим собой.

И теперь, я прекрасно понимаю, что завершение карьеры будет рано или поздно, нельзя выступать бесконечно, ближе к этому времени меньше обращаешь внимание на какие-то неурядицы. И ты просто выходишь на сцену в свое удовольствие.

Сейчас я отношусь к сцене совершенно по-другому, чем 10 лет назад.

– Вы так же говорили в интервью такую фразу, что ваша профессия «живая работа, в ней нет рутины». А что вам позволяет сохранять свежесть восприятия, чтобы работа не стала рутиной?

– Надо меньше репетировать!

Когда ты что-то одно репетируешь слишком долго и часто, то это начинает превращаться в рутину и надоедает. Я, конечно, шучу сейчас. Но это имеет место быть.

Я не говорю о том, если ты готовишь специально какую-то партию или репетируешь спектакль к премьере. Конечно, тогда приходится много работать над ролью. Долго и упорно репетировать.

Есть спектакли, которые, как мы называем, «сделаны», их нет смысла без конца мусолить.

С рутиной на репетициях и выступлениях еще позволяют справляться мои партнерши/партнёры, с кем я работаю и выступаю. Потому что каждый человек индивидуален, и ощущения от работы разные, появляются дополнительные нюансы.

– Когда вы выступаете, то что хотите донести до зрителей?

– Замысел хореографа, историю и смысл пьесы. Кроме того, каждый спектакль у нас идет под музыкальное сопровождение, соответственно, хочется показать те эмоции, вызванные музыкой, под которую я танцую.

– А может ли быть такое, что русский балет начнет проигрывать западному? Или, например, азиатскому?

– Все может быть. Когда настанет такой момент, что для русского классического балета приоритетом станут современные постановки, если мы начнем отдавать предпочтение больше современной хореографии, то, наверное, именно тогда мы и начнем проигрывать. Потому что весь мир знает нас, ценит и любит, в основном, только за исполнение классического танца. Знает наших постановщиков, таких как Петипа, Григорович, Лавровский, Виноградов, Бурмейстер. Весь мир русских знает именно по классическому танцу. Если мы не удержим статус классического балета и театра, то тогда мы начнем терять позиции.

Я не говорю, что мы плохо исполняем современную хореографию. Мы можем танцевать все. Но классический балет – это наша история, это наш фундамент. И его нельзя разрушать.

– Есть ли у вас хобби, занятие вне балета? Которое вдохновляет и мотивирует?

– Знаете, я люблю готовить. Так как от дома меня оторвали в раннем возрасте, - в 10 лет, я жил в интернате при училище. Это было веселое время, но в бытовом плане непростое. И я научился готовить. Ещё рисовал, играл на гитаре и фотографировал

– Какие блюда лучше удаются?

– В моей семье ценят несложные блюда – жареную картошку, разные супы. Я сейчас стараюсь много разнообразных блюд готовить, так как появился ребенок. Хобби это сложно назвать. Но вот так сам себя развиваю в каком-то смысле.

– Вы себя называли упрямым человеком. А что для вас принципиально? В каких вопросах вы жесткий?

– Может, меня так воспитывали, но у меня гипертрофированное чувство справедливости. Это для меня имеет большое значение в работе, в жизни, и вообще везде.

– В ранних интервью вы говорили, что позволяете себе экспериментировать на репетициях, спорите со своим педагогом-репетитором в театре. Вообще индивидуальность, непокорность это хорошо? Когда на репетициях ты предлагаешь свою интерпретацию, не так, как это принято исполнять. Или артист балета должен оставаться в каких-то рамках?

– Да и сейчас спорю и экспериментирую, это мы называем творческим процессом, который за собой, надеюсь, влечёт и творческий рост. Индивидуальность это всегда хорошо. Артист должен быть индивидуален-узнаваем. А вот непокорности в нашей профессии, на мой взгляд, не существует. Мы все покорны законам классического танца, хореографии и определенному режиму. Без этого никуда.

– Как вы настраиваетесь на спектакль, есть какие-то профессиональные секреты, которыми можете поделиться? Как готовитесь к исполнению роли?

– Для меня всю жизнь балет – это работа. Нелегкая работа. До спектакля очень сложно специально настраиваться. Может быть, настраиваешься на репетиции, когда готовишься. Какая-то ответственность появляется. Азарт, еще что-то. Периодически даже появляется злость. Потому что зачастую в последние дни репетиций перед спектаклем обычно перестает все получаться. Но все меняется, когда делаешь первый шаг на сцену. Вот все, что до этого шага – все очень сложно, все очень нервно. Конечно, суматоха, волнение присутствуют. Такого специального настроя перед выходом у меня нет. Потому что я знаю, что когда выйдешь на сцену, то все равно все будет иначе. Обычно после этого первого шага все становится намного проще, - ты уже на сцене, играет музыка, идет действие, ты сам уже в этой ситуации и уже мало на что обращаешь внимание.

– Спасибо вам большое за интервью! Было очень приятно пообщаться.

Беседовала Анна ВОРОБЬЁВА,
Фото предоставлены Русланом СКВОРЦОВЫМ