Премьера документального фильма «Как Иван Пигарёв сон изучал» запланирована в столице на март. В преддверии этого знаменательного события, режиссер Юлия Киселёва поделилась в интервью АртМосковии идеей фильма, сложностями, с которыми пришлось столкнуться во время съемок, и каково это, когда твой главный герой – праправнук известного поэта Тютчева.
– Юлия, тема документального фильма очень серьезная, уверены, что, если бы это было возможно, хронометраж был бы кратно больше, как вы отбирали, какие эпизоды должны войти в фильм? Чем изначально вас привлекла эта тема?
— Когда-то в 2017 году я снимала фильм, который назывался «Мозг. Вторая вселенная». Меня в принципе очень увлекала тема исследований мозга, человеческих возможностей, и я выпустила два фильма про мозг, но одной из тем, которые мы тогда разрабатывали, но не сняли, была тема сна, сновидений. Вообще сон — достаточно интересное явление в жизни человека, и мы столкнулись с тем, что довольно мало исследований на эту тему проводилось у нас в стране. Когда мы снимали гипноз, Геннадий Иванов, гипнотерапевт, с которым мы делали фильм, мне как-то сказал, что единственный человек, который понял, для чего вообще человеку нужен сон, это Иван Николаевич Пигарёв, он не рассказал деталей про Пигарёва, но меня тогда почему-то это вообще не заинтересовало. Через несколько лет, когда снимали другой фильм про мозг, другой ученый, Михаил Лебедев, мне как-то говорит, что нужно снять фильм про Пигарёва. Я думаю, так, интересно, уже второй человек абсолютно из разных сфер говорит, что нужно снимать фильм про Пигарёва, посмотрю я вообще, что это за человек.
Ему тогда было 78 лет, внешне был похож на такого классического ученого, я думаю, ладно, приеду к нему в лабораторию, посмотрю, познакомлюсь и заодно возьму камеру, запишу с ним интервью, потому что я не люблю просто приезжать, мне всегда хочется, чтобы уже какой-то материал был, тем более человек в возрасте. Мы приехали в лабораторию к нему и были совершенно шокированы, во-первых, самой лабораторией, потому что к нему попадаешь как в какой-то вообще совершенно другой мир. Там стоит до сих пор старое оборудование, где-то он что-то сам делал руками.
В свои 78(!) он мне 2 часа рассказывал про свою висцеральную теорию, мы с оператором устали, а он, мне кажется, мог бы еще часов 8 говорить на эту тему. Нас впечатлила его теория, и мы решили, что надо снимать кино, но для того, чтобы его снять, нужно написать заявку, подать в Министерство Культуры, это долгий процесс, и пока мы этим всем занимались началась пандемия, съемки остановились, а когда все закончилось, пришлось готовить новую заявку, я списалась с Иваном Николаевичем, всё обговорили, а через две недели я вижу в новостях, что произошла трагедия, Ивана Николаевича сбил самокатчик. И, собственно, он погиб. Мы были в шоке. И отложили опять. Ну, то есть все, героя нет, как снимать. А потом на меня вышел его сын. И, собственно, с поддержкой его семьи мы стали снимать это кино.
Я обычно снимаю полнометражные фильмы, потому что с ними потом проще. Я, честно говоря, не очень понимаю, куда девать короткие метры. Как человек, который закончил ВГИК, я люблю снимать кино для киноэкранов. Ну и, соответственно, выпускать их в прокат. И кино немножко все-таки другое. Поэтому сразу мы обозначили, что это полный метр. Оптимальный хронометраж, наверное, для документального фильма это 60-75 минут. Потому что дольше зритель уже устает, а меньше 60 это не считается полным метром.
Популярное кино, научно-популярное кино, это не столько история, которая раскрывает характер героя, сколько история про некий предмет исследования. Но так как Иван Николаевич, конечно, персонаж, в хорошем смысле, совершенно необычный, то мы не могли пройти мимо его жизни. Мы не говорим о том, что у него четверо детей, хотя двое из них снялись в фильме. Про какие-то личные вещи мы не говорим, но мы говорим, например, про истории, которые происходили в его лаборатории. Про то, как они, например, всей лаборатории строили яхту в 70-х годах. И те эпизоды, которые, ну как мне кажется, помогают раскрыть его характер именно как ученого. Идет отбор, но это, по сути, работа со сценарием, с драматургией. Это обычно все делается до съемок. И я выстраивала драматургию из прошлого в будущее.
– Как проходили съёмки? Что было самым сложным в процессе?
– Нас, кстати, потрясла история, которую Иван Николаевич нам рассказал, а потом Владимир Ковальзон. Оказывается, первый сомнолог, который в мире появился, была русская женщина, доктор Марина Михайловна Манасеина. И интересно то, что она была в забвении лет, наверное, 80. То есть она была очень известная во времена Льва Толстого. Вообще работала в конце 19 века. И издала книжку про сон, которая довольно известная была. А в советское время ее забыли. И мы даже сделали для фильма небольшую реконструкцию книги, потому что, по сути, все, что у нас есть, это обложка и две ее фотографии.
И еще она известна как биохимик, потому что в те времена ученые в разных областях работали. Она занималась исследованием сна, гигиеной, биохимией. И биохимики ее знают, а то, что она была сомнологом, знают не так много людей. Мы, наверное, одни из первых об этом расскажем сейчас. Дальше мы переходим к Ивану Николаевичу. И, собственно, кто-то должен продолжать дальше его исследования, потому что наука не статична. У нас нет такого, что мы что-то открыли и все. Наука — это научный процесс. Одни исследования вытекают из других.
И специально для нашего фильма трое ученых – Михаил Лебедев, Дарья Клеева и Николай Кошев из Сколтеха, Высшей школы экономики и МГУ поставили эксперимент. И мы его сняли, этот эксперимент был одним из самых сложных. Потому что в научном кино сложно то, что, по сути, нам нужно экранизировать научную статью, нужно сделать сухой текст зрелищным. В случае с самой теорией Ивана Николаевича мы графику использовали, рисовали схему, которую он сам опубликовал в статьях, анимировали.
Если взять эксперимент, который мы ставили, там нам надо было две задачи совместить. С одной стороны, чтобы это был реальный эксперимент, и мы получили реальные данные. Он заключается в том, что испытуемый глотает так называемую кремлевскую таблетку, грубо говоря, батарейку, которая стимулирует его внутренние органы, пока идёт по желудочно-кишечному тракту. И учёные замеряют ответы в коре головного мозга на эту стимуляцию во время сна и во время бодрствования. И нам нужно было, чтобы испытуемый реально спал, чтобы реально замерялись ответы, чтобы ничего не мешало, никаких помех не было. И потом учёные это расшифровывали. И вместе с тем, так как мы снимаем кино, нам нужно было, чтобы это было более-менее зрелищно.
Мы долго ставили свет, мы придумали некую проекцию, которая на спящем человеке транслировалась, чтобы какое-то движение было в камере. Наш художник работал с реквизитом, мы привезли кресло именно того цвета, которая попадала в нашу художественную палитру. И вот сочетание, этих художественных приёмов и научной правды, вот это, наверное, одна из таких сложных задач.
– Иван Николаевич Пигарёв — праправнук Тютчева, что, несомненно, придает этому фильму еще большую значимость, какие эмоции вы испытывали, зная, что создаёте практически интересный исторически продукт?
– Во-первых, у нас не исторический продукт. Все-таки у нас научно-популярное кино. Вернее так, я бы сказала, что оно на стыке двух видов – научно-популярного и документального. Это довольно сложная драматургия. Мы выстраивали как историю Ивана Николаевича, его исследований, с которыми не все соглашались, так и историю исследований сна.
По поводу Тютчева. Вот тут был вопрос, насколько нужно вообще это упоминать в фильме. Но мы, в принципе, мимо не могли бы, конечно, пройти. Это довольно любопытно. Много материала наснимали. И это как раз тот эпизод, который максимально сокращался. Потому что, если смотреть фильм, он про сон, про учёных, про исследования. Но мы нашли ход, мы обнаружили некоторые детали в детстве Ивана Николаевича, которые влияют на его дальнейшую жизнь, на его восприятие мира. Через эти детали мы как раз и попадаем в такой небольшой мир его детства.
Любопытно, что Тютчев в моем детстве, когда я маленькая была в младших классах, почему-то был моим любимым поэтом. И я даже помню, как во втором классе я делала стенгазету про Тютчева. И вот если тогда мне бы сказали, что я когда-то буду знакома с его потомками, я бы, наверное, не поверила в это. Сейчас как-то все попроще воспринимается. Но вообще, на самом деле, это потрясающая семья. Я очень рада, что я с ними знакома.
– Кто написал музыку к фильму, и главное, как вы поняли, какой именно она должна быть?
– С музыкой интересно… Потому что для всех фильмов последние лет 10, ну практически для всех, музыку пишет моя подруга, а мы с ней знакомы лет 25, т.е. очень давно очень, Анна Сулла.
Кстати, с картиной про Пигарёва у меня были сомнения, потому что Аня — девушка довольно современная, и музыка у нее современная, а мне нужен был советский вальс. У нас много хроники, и как показала фокус-группа, людей больше всего трогает в этом фильме именно хроника советская, которую мы взяли у семьи Пигарёвых. Иван Николаевич сам снимал на камеру долгие годы. У него огромное количество архивов. И это вообще потрясающие какие-то сцены такой бытовой жизни советской. Я подумала, что будет хорошо, если здесь будет советский вальс. Сомневалась, справится она или нет. А она вообще забыла про задачу. И говорит, я однажды утром просыпаюсь, вспоминаю, что нужно писать тебе музыку. И в этот момент у меня она полностью в голове проигрывается. И она присылает. Это вальс, и это один в один попадание. Это то, что мне нужно. Я вообще была в шоке. Как так? Собственно, потом мы просто записали ее.
Я люблю живую музыку в кино, поэтому мы записывали живые инструменты, скрипки, фортепиано. За другие темы я уже меньше волновалась, потому что они более современные.
– Как вы считаете, каких фильмов ждёт российский зритель? И главное, насколько документальный жанр популярен сейчас?
– Документальное кино — это не жанр, это вид. Так же как научное кино. У нас 4 вида кинематографического искусства: игровое кино, документальное, научно-популярное и анимационное. И любой из этих видов может быть в любом жанре. То есть, например, у нас может быть документальное кино в жанре детектива или научное кино в жанре комедии. У нас это скорее сочетание такого документального и научно-популярного. Е
Если говорить про жанр, ну это, во-первых, биопик, то есть это биографический, с одной стороны. С другой стороны, в нем есть элементы детектива, как и, конечно, драма. Люди, кстати, любят ходить на жанровое кино, при этом еще, конечно, это авторское кино. И я, кстати, не противопоставляю авторское и жанровое кино. А что хочет зритель, мы не знаем. Это для нас великая тайна. У нас практически нет социальных исследований. Но я знаю, что научное кино в принципе востребовано.
– Из чего складывается качественное документальное кино? Это картинка, в первую очередь?
– Качественное документальное кино должно быть на всех уровнях. Если мы берем научно-популярное кино, например, то это, во-первых, не искаженная научная информация, это не должен быть псевдонаучный фильм. То есть мы не должны ничего переврать с научной точки зрения, поэтому у меня на фильмах всегда есть научные консультанты, дальше, наверное, состав действующих лиц, у нас все настоящие ученые, кстати в работе над фильмом 5 докторов наук приняли участие и 4 из них снялись в этом фильме, дальше естественное изображение, качество изображения, качество звука, качество музыки, качество записи музыки плюс, естественно, сценарий, в фильме должен быть крепкий сценарий с крепкой драматургией.
– Тема здорового сна лично для вас насколько актуальна?
– Тема сна, кстати, классная тема. Когда мы записывали интервью с Александром Калинкиным, он работает в медицинском центре МГУ, занимается как раз проблемами сна. Он рассказал, что есть около 80 нарушений сна, и что люди старше 50 в большом количестве страдают апноэ. И мы теперь с одним из наших продюсеров ходим и думаем, почему мы плохо спим? Может быть, у нас тоже какие-то нарушения сна, может быть, нужно обследоваться. На самом деле, довольно часто люди не придают этому большого значения. Реагируют, когда уже совсем плохо спят, когда бессонница или апноэ совсем замучила. Но на самом деле даже небольшие нарушения сна, как нам рассказали ученые, они могут приводить к нехорошим последствиям для организма. Поэтому за сном нужно следить, так же, как и за питанием. Обязательно нужно высыпаться. Это действительно проблема, что у людей время сна сократилось буквально часа на два за последние сто лет. Потому что им не хватает времени на социальную активность. И это плохо.
– Скоро картина выходит на экраны, какой реакции лично вы ожидаете от зрителей?
– От зрителей мы ждем совершенно разные реакции, потому что одной единой реакции на фильм не бывает никогда. Хорошо, когда она вообще есть. Поэтому мы от зрителей ждем реакцию на фильм и знаем, что она будет разная абсолютно. Мы готовы к любому восприятию.
Фото – личный архив Юлии Кисилёвой
