25 марта 2022 года были объявлены лауреаты Государственной премии Российской Федерации за 2021 год. Среди лауреатов – актёр и режиссёр Дмитрий Сердюк. А 4 апреля в Московском Международном доме музыки состоится премьера его спектакля – драмы с оркестром «Жизнь подо льдом», посвящённого трагической судьбе и творчеству русского композитора-авангардиста Алексея Животова. Премьера состоится в рамках организованного радио «Орфей» фестиваля «Энергия открытий».
– Каким будет спектакль «Жизнь подо льдом»?
– Для меня было важно исследовать не столько Животова-композитора, сколько Животова-человека. Человека, который был не просто свидетелем, а непосредственным участником событий, которые происходили, в первую очередь, в стране, а затем и в музыке. Музыка, театр, литература – именно творчество, как мне кажется, является зеркалом Времени.
– О нём ведь ничего практически не известно. Не сохранилось ни дневников, ни документов, ни фотографий. По большому счету ваш спектакль – это некий художественный вымысел?
– Да, вымысел. Хотя основные вехи его судьбы мы сохранили: родился, учился, умер. Умер всеми забытый. В спектакле сам Животов говорит о себе: «На мою могилу никто не приходит, не кладёт цветов, я в забытьи, обо мне мало кто помнит». Замечательно, что «Орфей» занимается таким проектом. Это христианский поступок – создать такой фестиваль и открыть имена забытых композиторов – для кого-то заново, а кому-то напомнить, если, конечно, ещё сохранились люди, которые помнят историю страны в музыке, в композиторах.
– А вы не думаете, что, возможно, это сама история расставила все точки на i? И то, что имя Алексея Животова исчезло из истории, – это вполне закономерный процесс?
– Может быть, и не нужно. Но тогда мы, возможно, по кругу пойдём, и с нами произойдёт то, что происходило с этими людьми. Мне кажется, важно говорить об этом времени и через судьбы этих людей рассказывать о нём.
– Чем молодого зрителя можно привлечь история жизни человека, о котором они никогда не слышали, и совершенно незнакомая музыка?
– Это самый важный вопрос – как найти контакт с современным зрителем. Как к нему подступиться. Он касается не только музыки, но и театра, в первую очередь. Нужно прислушиваться, чтобы понимать, чем живет сегодняшний зритель, и пытаться найти к нему ключик. Театр не может быть на потребу. Есть тогда опасность, что мы превратимся в лёгкий жанр. Всё-таки мы приходим в театр за небольшой дозой «смерти», и нас влечёт это и в музыке, и в театре, и в балете, и в кино. Небольшая доза смерти, за которой мы приходим и которую получаем как прививку, чтобы жить дальше. Если нас трогает то, что мы видим. Чаще всего не трогает, к сожалению.
– Вам нравится музыка Алексея Животова?
– Это, конечно, абсолютно советская музыка…
– То есть авангарда вы в ней не услышали?
– Нет-нет, он там есть. Он там таким хорошим вторым планом идёт. Тем драматичнее эта музыка. В ней на какую-то долю появляется этот авангард и так же быстро исчезает. И становится, как все. Вот так тогда жили. Позволяли себе всего «два такта в сторону».
Именно так у нас и родился такой образ – образ человека, который погибает подо льдом, задыхается под водой. То ли от судороги, то ли от паники он идёт ко дну, делая последний вдох. Секунды, в течение которых вся жизнь пролетает у него перед глазами. Такой образ того Времени.
– Почему музыкальный авангард пришёлся не ко двору? Ведь он был очень созвучен эпохе строительства нового мира.
– Мне кажется, потому что эта музыка заставляла задумываться. Она давала почву для того, чтобы говорить о себе, о том, что есть «я» и «моё мнение». Все-таки авангардная музыка – это музыка с лицом. Эта музыка давала свободу. И это было невозможно, поэтому она стала неугодна для строителей нового быта. Хотя, конечно, она могла стать гимном этого времени.
– Кто будет играть Животова?
– Животова играет Дмитрий Миллер. Я никогда раньше с ним не сталкивался в работе. Но удивительное дело: человек заходит в репетиционное пространство, и ты уже понимаешь, как ты с ним будешь репетировать, что у него внутри, нравится ли ему материал, роль, и начинаешь говорить с ним на одном языке. Он глубокий человек, его волнует и сегодняшний день, и эти параллели, о которых мы говорим, ему близки.
– Кто ещё занят в спектакле?
– Саша Яцко. Он играет Сталина и Щербачёва. Щербачёв – удивительный, кстати, персонаж! Педагог Животова, Мравинского, Дешевова, Шостаковича, который прекрасно встретил революцию, но как-то вовремя опомнился и потом отстаивал право классической, да и не только классической, но и авангардной музыки на существование, насколько это было возможно и позволительно. Поэтому для меня было очень важно найти артиста на эту роль, который бы понимал, что он говорит, понимал, что он играет, не потому, что ему режиссёр объясняет, а потому, что у него это есть внутри, в его природе.
Светлана Мамрешева. Одна из ведущих артисток Гоголь-центра. Я её знаю по спектаклям Кирилла Серебренникова. Она крайне одаренный человек, поющая актриса. Причем поющая, как и современную эстрадную музыку, так и барочную музыку. Это сегодня крайняя редкость.
– В списке действующих лиц у вас указаны персонажи – Обыватели.
– Да, с обывателей начинается спектакль, ими же он заканчивается. Начинают они его в конце 20-х годов. Они одновременно обсуждают и увиденный накануне балет, и то, что кого-то человека вчера арестовали, и то, что вчера в магазине выдавали селёдку. А заканчивается 60-ми годами, в обычной ленинградской пивной. Такими же разговорами ни о чём. Мол, был вот в Консерватории мальчик, божий дар! Говорят, умер? Да нет, не умер, романсы пишет… (Речь идёт о Животове).
Такая вот некая закольцованность сюжета.
– Вы сейчас больше ощущаете себя актёром или режиссёром?
– Я себя причисляю к исследователям. Мне не важно, что будет написано в афише – актёр или режиссёр.
– Вы не хотели сами сыграть в спектакле «Жизнь подо льдом»?
– Когда человек ставит спектакль, воплощает идею в жизнь и одновременно играет – это всегда плохо заканчивается. На двух стульях усидеть невозможно. Нужен взгляд со стороны.
– Когда вы ходите на спектакли своих коллег, вы смотрите их работы как актёр или режиссёр? Вы можете отключить свои знания «технологии»?
– Недавно был на премьере фильма Альмодовара «Параллельные матери», рядом сидел Владимир Спиваков. Он слушал и даже комментировал музыку Альберта Иглесиаса. Он не отключался. Он слушал, как это сделано с точки зрения музыки. Мне кажется, что даже писатель, когда берет в руки книгу, анализирует, как это написано. Так что, да, отключиться очень сложно.
Но когда ты сидишь в зрительном зале и не можешь понять, из чего «это сделано», ты уже не оцениваешь. Это бывает не часто, но бывает, что ты видишь что-то такое божественное и не можешь это разложить на профессиональные дела.
Когда я говорю, что зритель приходит в театр за небольшой дозой смерти, я говорю о смерти не как о чём-то печально-драматичном. О смерти как о чём-то возвышенно таинственном. Зритель приходит за загадкой. Театр в принципе – это маленькая чёрная коробка, но в ней происходит чудо. Театр должен заниматься душой, а не только развлечением.
Беседовала Наталья ПЕЛЕХАЦКАЯ,
Фото — Наталья ЛЬВОВА
