Евгений Петрович Гончаров родился в 1955 году в Благовещенске. Окончил Благовещенский коммунально-строительный техникум и факультет журналистики Дальневосточного государственного университета (г. Владивосток). Трудился рабочим, корреспондентом, ответственным секретарем, заместителем редактора районной, городской и областной газет в Амурской области. Три года жил и работал в Китае в качестве свободного журналиста. Китайская тема — одна из главных в его публицистике и прозе. Публиковался в альманахах «Приамурье» и «Амур», журналах «Юность», «Дальний Восток». Автор книги «Злой» дворник» (издательство АСТ). Живет в Благовещенске.
Сегодня мы впервые публикуем его рассказ на сайте нашего сетевого СМИ artmoskovia.ru. Надеемся, что вам тоже понравится.
Десять лет спустя или Перечитывая Чехова
В кабинет к директору средней школы № 134 вошла преподавательница русского языка и литературы.
— Сергей Степанович, — сказала она, — вот сочинение выпускника Виктора Михайлова из 11 «Б» класса. Прочтите, пожалуйста, и скажите свое мнение.
— И что же такое он здесь написал? — спросил директор.
— Будет проще, если вы сначала прочтете, — ответила учительница.
Сергей Степанович взял из рук коллеги проштампованные листки, исписанные неаккуратными буквами, и углубился в чтение.
Вступление
В рассказе А.П. Чехова «Ванька Жуков» главному герою – 9‑ть лет. Деду Константину Макаровичу, которому пишет письмо Ванька Жуков, около 65-ти лет. В этом сочинении сделана попытка, представить, как изменилась за десять лет жизнь главного героя рассказа.
Основная часть
Иван Жуков, девятнадцати лет от роду, три месяца назад назначенный барыней мажордомом, когда в двухэтажном особняке на Неглинной угомонилась дневная жизнь, и все – сама хозяйка и прислуга — уже спали, сел за стол писать письмо деду, доживающему свой век в деревне.
После смерти супруга, отставного полковника Живарева, бездетная барыня Ольга Игнатьевна оставила свое поместье на управляющего, а сама с бывшими крепостными — лакеем, горничной, кухаркой и возчиком переехала в Москву.
Здесь она забрала у сапожника Аляхина своего любимца Ваньку Жукова, ранее отданного тому в обучение.
На этого смышленого и неизбалованного мальчика сироту у барыни были свои виды, и она определила его в народное училище, которое он закончил с отличием через пять лет. А еще через три года Ольга Игнатьевна услала на покой в Живаревку старого лакея Пантелеймона, управлявшего домовым хозяйством и дворней, поставив на это место повзрослевшего Ивана Жукова. Эта замена была вызвана не только преклонными годами Пантелеймона, но и его безграмотностью. Иван же знал достаточно, чтобы вести домовую бухгалтерию и расчеты с поставщиками продуктов, дров, керосина и всего прочего, необходимого в хозяйстве. Один из всей прислуги Иван умел говорить и писать по-французски.
Иван обмакнул в мельхиоровую чернильницу стальное перо и каллиграфическим почерком вывел на чистом листе почтовой бумаги: «Милый дедушка, Константин Макарович! Пишет тебе любящий внук Иван. Во первых строках своего письма желаю тебе доброго здравия и долгих лет жизни».
Иван прервал написание, переведя взор на темное окно, выходящее во двор. В окне, как в зеркале, отражалась керосиновая лампа, и в ее притушенном свете он сам – молодой мужчина с русыми волнистыми волосами на голове, расчесанными на косой пробор, с полубакендбардами, безусый и безбородый.
— Вот, почему парикмахер Поль умеет красиво стричь и брить, а цирюльник Кузьма только и может, что оболванить под горшок и завить щипцами усы? – подумал Иван и продолжил письмо:
«Я купил охотничье ружье «Зауэр. Хорошие у германцев ружья – наши, тульские, им в подметки не годятся».
Потом мысль управляющего перешла с раздумья о российской отсталости перед иностранцами на более приземленное:
— Что-то колотушки сторожа давно не слышно. Дрыхнет, должно, в дворницкой Селиван – надо завтра задать ему выволочку, — решил Иван и снова обмакнул перо в чернила.
«Деда, как там Вьюн с Каштанкой, верно уж издохли от старости?» — написал внук, и тут же жирно зачеркнул строку, подумав, что не надо напоминать старику о смерти.
«Сегодня у нас была рождественская елка, барыня раздала всем подарки, — продолжил письмо Иван. – Помнишь, как мы с тобой в деревне за елкой в лес ходили? А зайца помнишь?».
Взгляд его невольно упал на золоченый орех, лежавший на столе. Ольга Игнатьевна продолжала ежегодно дарить ему эту детскую забаву, и для выросшего Ивана не было рождественского подарка желаннее этого. Орех с елки напоминал ему о родной деревне и покойной матушке Пелагее, умершей, когда Ваньке было пять лет от роду. В последние годы к золоченому ореху добавлялось три рубля серебром – на леденцы для девок, как говаривала шутливо барыня.
Иван вспомнил племянницу скорняка Шамина, соседа Аляхина. Как и Ванька, девочка была сиротой, и жила у дядьки как приемная дочь. Ее звали Дунькой, она была рыжая и конопатая как перепелиное яйцо. Как-то летом жена Шамина послала Дуньку нарвать чистотела, чтобы потом купать в отваре своего золотушного ребеночка. Ванька пошел с ней. На тропинке через пустырь им повстречался гусак. Гусь зашипел, растопырил крылья и ущипнул Дуньку за голую лодыжку. Ванька схватил валявшийся прут и отхлестал гусака, заставив того ретироваться. Дунька от боли плакала, Ванька встал на колено и подул на ссадину на ее ноге, а потом приложил лист подорожника. Когда Ванька съезжал от Аляхиных, Дунька ревела в голос.
«Барыня приняла новую горничную Лизу, она умная и аккуратная, из мещанок. Ольга Игнатьевна говорит, что мне надо взять ее в жены, — начал с красной строки Иван. – Лизавета красивая, и приданное за нее дают хорошее».
Иван решил, что еще преждевременно сообщать об этом деду, и опять затушевал строчку.
— Ну вот, совсем письмо измарал, — подумал он с досадой.
Потом ход его мысли перетек в иное русло:
— Вручат мое письмо деду. А он-то уж, поди, подслеповат – сам и не прочтет. Попросит кого-нибудь другого. Зачем чужому человеку мое письмо читать? Да и намарано уже много.
Мгновенье посомневавшись, Иван решительно смял лист бумаги со своим незавершенным посланием, подошел к печи-голландке, открыл чугунную дверцу топки и бросил туда бумажный комок, вспыхнувший пламенем. Как было до этого уже не единожды.
Всегда хотелось сказать деду что-то главное и важное. Не тратить же целый пятак на конверт, чтобы спросить про негодящего пса Вьюна и напомнить про какого-то зайца. А что барыня назначила мажордомом, так уже давно рассказал всем вернувшийся в Живаревку Пантелеймон. Да и дворня из поместья часто в Москве бывает – то меду, то дичи, то рыбы привезут. Про все в деревне знают.
И все-таки Ивану стало стыдно перед самим собой, что за минувшее десятилетие так и не написал ни разу единственному родному на земле человеку. Грусть и тоска нахлынули на него.
Чтобы хоть как-то развеселить душу, Иван Жуков достал из шкафа потертую гармонику с латаными мехами и негромко заиграл кадриль. Он был в своей комнатенке один, и потому не сдерживал горючих слез.
Он еще не знал, что тремя днями ранее Константин Макарович Жуков, 75-ти годов от роду, из крестьян Тамбовской губернии, отдал богу душу и был похоронен на сельском погосте в Живаревке.
Заключение
Через десять лет дворовый мальчик Ванька Жуков дорос до должности мажордома (главного лакея). Черты характера Ивана приобрели новые качества — он стал смотреть свысока на дворовых людей.
Закончив чтение, Сергей Степанович сказал:
— Клавдия Тимофеевна, будьте любезны, пригласите сюда автора и, извините, оставьте нас наедине.
Через пять минут выпускник Михайлов сидел на стуле перед столом директора школы.
— Виктор, я прочел твое сочинение. Сам придумал или кто подсказал?
— Сам.
— Хочешь узнать мое мнение?
— Конечно.
— Тема оригинальная, вступление интересное, основная часть довольно спорная. А вот заключение у тебя и вовсе получилось неверное.
— Почему?
— Понимаешь, по прочтению основной части твоего сочинения создается впечатление, что лакею Ивану Жукову у доброй барыни живется хорошо. Нужен такой вывод: «Кроме новой должности и, соответственно, возросшего материального достатка, в жизни Ивана ничего не изменилось, как и прежде, он находится в услужении у помещицы. Самое страшное в том, что он не осознает своего унижения».
— Я об этом как-то не подумал.
— Слушай, я тебя очень прошу. Перепиши сочинение на другую тему. Например, «Конфликт поколений в романе И.С. Тургенева «Отцы и дети». Или вот еще хорошая тема: «Подвиг и предательство в повести Н.В. Гоголя «Тарас Бульба».
— А разве можно, переписывать выпускное сочинение? — удивился Витя.
— В виде исключения можно, — успокоил его директор.
— Я лучше напишу «Идейно-художественный анализ рассказа В.М. Шукшина «Чудик», — предложил Витя.
— Пиши, — одобрил Витин выбор педагог, а про себя подумал: «Сам ты чудик».
Вечером того дня Сергей Степанович по пути из школы купил бутылку водки и дома напился в лоск, что с ним случалось нечасто.
Евгений ГОНЧАРОВ,
egon55@rambler.ru.
Фото из архива автора
