До конца года в Галерее на Знаменке идет интерактивная выставка-диптих «Эпоха Сюр-кутюр», посвященная изучению кодов сюрреализма в повседневности. Это проект исследовательской мастерской «Дверь в лето», которую в 2022 году основала Нина Телегина. На выставке представлены картины особых художников из Иванова. С ними занимается Полина Баранова, педагог организации «Грани», объединяющей семьи, где живут молодые люди с особенностями развития. В интервью Нина рассказала о том, как художественные проекты могут быть источником данных и площадкой для обсуждения важных социальных трендов и своем видении благотворительности.
– Нина, вы успешный и опытный социолог, у вас своя компания и 19 лет практики. А теперь еще и галерея. Почему, делая свою первую концептуальную выставку, вы захотели посмотреть на нашу действительность именно сквозь призму сюрреализма?
– Потому что сейчас это мощный тренд. Он уже давно существует, яркий пример — кино Дэвида Линча. Но по моим наблюдениям, в последнее время усиливается.
В своей книге «Сюрреалисты в жизни» Десмонд Моррис пишет, что истории жизни людей дают гораздо больше ответов об их искусстве, чем просто визуальные коды. И о том, что сюрреалисты были противоположных взглядов, разного образа жизни. Их объединяло только то, что у каждого была какая-то боль, и им хотелось через подсознание освободиться от этой тяжести.
И появился Андре Бретон с его концепцией чистого психического автоматизма, цель которого — выразить «реальное функционирование мысли», не контролируемое ни эстетическими, ни нравственными соображениями. Его цитата 1924 года как раз и стала эпиграфом к нашей выставке.
Мне кажется, что сюрреализм возникает в такие времена, когда ничего не понятно. Когда ты не можешь переварить все, что происходит вокруг, и начинается бессвязный поток автоматических мыслей, который в итоге тебя освобождает. И уже после этого ты можешь посмотреть со стороны, а что это может означать, порефлексировать.
И вторая мысль: если сто лет назад сюрреализм был бегством от жестокой реальности, и эта коллективная психотерапия находила отражение в живописи, то сейчас он выливается в пространство масс-медиа. Как исследователь я это вижу так: нам кажется, что люди говорят что-то безумное, а на самом деле это некое отражение сюрреализма, чистый психический автоматизм, желание избавиться от напряжения. И именно поэтому мне самой захотелось разобраться, что происходит, получить ответы хотя бы на какие-то вопросы.
– Почему вы обратились с этим именно в ивановскую организацию «Грани»?
– Иваново — мой родной город. А Полину Баранову, которая работает в «Гранях», я знаю давно, познакомились через общих друзей. Она очень чуткий и глубокий человек, с которым всегда интересно поговорить. Поля сама художник и иллюстратор, работает на стыке анималистики и росписи в духе лаковой миниатюры. В какой-то момент она стала педагогом в программе «Особая кисть» в «Гранях». Я это запомнила, но творческий союз у нас родился не сразу. Только когда я захотела сделать выставку на тему нашей турбулентной реальности.
Когда я думала, что для этого нужно, я вспомнила про Полю и поняла, что именно искусство художника с ментальными особенностями максимально защищено от рационализации. Мне очень захотелось посмотреть на этот чистый психический автоматизм.
– Почему вы назвали ее «Эпоха Сюр-кутюр»?
– Чтобы еще больше подчеркнуть вычурность этого явления, проникшего в нашу повседневность. Когда мы пишем наши социологические отчеты, мы очень любим придумывать яркие, цепляющие названия, чтобы привлекать внимание. У нас даже на сайте написано, что с нами интереснее жить, потому что мы за всем наблюдаем с большим исследовательским любопытством.
– А почему диптих?
– Эта идея родилась у меня сразу. Видимо, потому, что мой мозг так мыслит. Сначала мы выявляем боли и потребности, а потом даем рекомендации в отчетах, что с этим делать. И здесь тоже захотелось не просто расставить все по полочкам, но и задать более оптимистичное направление. И эти части действительно связаны: вторая часть, которая называется «Поиск двери в лето», без первой не работает.
– Как вы решали, какая работа куда попадет?
– Я попросила Полю разложить их на две стопки — чисто интуитивно. Сначала у нее был небольшой барьер, а потом у меня, потому что мне без Поли и без глубокого погружения, просто визуально очень сложно было бы их проанализировать. Мне нужно было интервью с Полей. Она очень хорошо знает и самих ребят, и историю создания работ. На некоторых из них даже чуть-чуть Полин стиль виден, потому что это сотворчество. Она им дает задания, она им помогает, иногда даже кистью сделать какой-то мазок — в зависимости от особенностей художника.
Когда Поля стала говорить, я поняла, что это поток инсайтов: открывались неожиданные стороны этих работ, их глубина. У нас получился диалог, где она делилась историей художника, работы, мыслями, что ей в ней отзывается. А у меня шел свой поток рефлексий, в том числе, по поводу того, что я наблюдаю в своих исследованиях. Я получила огромное удовольствие от этого разговора. Это был практически катарсис.
После этого обсуждения мне стало очень легко, и я поняла, по каким признакам мы можем вычислить, что сюрреализм пробрался в нашу повседневность. Так родились коды. Но это была еще не выставка, а каталог. Я сделала его и подарила своим близким. Они люди очень разные, и я была рада, что каждый нашел там облегчение для себя.
– А как возникла выставка?
– Наверное, надо начать с того, что мне не очень нравится слово «благотворительность». Мне кажется, что представления, которые она отражает, устарели. На мой взгляд, чтобы дальше человек развивался, ему важно помогать, но чтобы он дальше был самостоятельным. И решив сделать выставку, я ставила перед собой задачу добиться настоящей инклюзии. Хотела поставить творчество ребят в один ряд с современным искусством. А значит, мне надо было концептуально наполнить работы, оформить их и поместить в элегантное выставочное пространство.
Площадка у меня была: наш офис на Знаменке. Когда мы арендовали это помещение, оно было пустым, но очень пафосным: мраморные подоконники, французские окна, камин. Это ремонт 90-х: тут жили послы, работники МИДа из разных стран, и все было рассчитано на них. А я попросила дизайнера сделать так, чтобы наш интерьер вселял чувство облегчения. Одновременно оставить элегантность и простор и сделать его уютным. Меня вдохновило, что это помещение может стать pop-up галереей, позволяющей выйти за рамки каталога и сделать живую выставку.
Но я очень не хотела, чтобы эту выставку воспринимали как благотворительную, а работы вызывали умиление, как детские рисунки. Я даже Полю попросила подготовить ответ на комментарии вроде «это и трехлетний ребенок нарисует». Даже у интеллектуалов такое искусство может вызвать шаблонную реакцию. И мне хотелось этот стереотип переломить.
– Каким образом?
– Главный челлендж был — оформление. Работы в разных техниках: гуашь, линеры, фломастеры, карандаши, маркеры и коллажи. Я пришла в багетную мастерскую «Арт-рама» на Якиманке, и вместе с их чудесными консультантами мы пришли к выводу, что убирать работы под стекло не будем. Важно, чтобы они дышали. И мы сумели подобрать единый оттенок для рамок, который сочетается практически со всем.
Второй момент — ценообразование. Я не хотела, чтобы работы покупали за небольшие деньги (и из желания почувствовать себя молодцом). Поэтому указала в каталоге вполне существенные суммы, за которые и должно продаваться современное искусство, — около 30 тысяч рублей за лист. Одну работу Николая Марычева купили практически сразу же. Если ее заберут до окончания выставки, то я заменю ее принтом. Кстати, гости тоже могут купить принты, они стоят 2-3 тысячи. Несколько уже заказали.
– Как вы считаете, надо ли давать зрителям пояснения о картинах?
– Я долго думала о том, какими должны быть этикетки. И приняла четкое решение, что интерпретация обязательно нужна, но не сразу. Рядом с картинами у нас нет никакого текста и нет даже имен авторов. Это сделано специально — чтобы не навязывать зрителю свое видение. Пусть он сначала повзаимодействует с работой, проникнется, отрефлексирует свои ассоциации. А потом, если захочет, откроет наш текст по QR-коду. Все-таки моя задача и моя миссия в этом проекте — подтолкнуть людей к размышлению.
Отсутствие этикеток, кстати, имеет еще один интересный эффект: в процессе зрители начинают определять по стилю, кто художник. Чаще всего угадывают как раз Николая Марычева. Зловещий черный кролик на обложке каталога — это его работа, он стал символом «Эпохи Сюр-кутюр». Он у всех вызывает разные ассоциации, вплоть до ядерного гриба. А я так влюбилась в эту работу, потому что увидела в ней отголоски палехской росписи.
Когда я была маленькой, моей настольной книгой была поэма «Руслан и Людмила» с рисунками художников Палеха. Дедушка говорил, что я должна ее знать от корки до корки. Он был самой сильной фигурой моего детства. Из химика переучился в Ленинграде на искусствоведение и режиссуру и одно время занимал должность, как сейчас бы сказали, министра культуры Ивановской области. В такой среде я росла. Думаю, с этим тоже связано мое желание заниматься такими проектами. А еще с тем, что я много работала с международными компаниями, много училась, и мне захотелось эти знания, которые накопились, давят и душат, применять не в коммерческих целях, а в социокультурных.
– Получается, специально для выставки ничего не было нарисовано?
– Нет. В этом и была суть. Поля отобрала работы, начиная с конца 2019 года, когда пандемия только зарождалась в Китае, и до 2023-го, в конце которого был издан каталог. И тут еще раз очень важно подчеркнуть, почему я выбрала искусство художников с ментальными особенностями. Кто-то может сказать, что они не понимают, что происходит. Но они же общаются с людьми, впитывают настроения в обществе и это транслируют неосознанно. Более того, Поля может рассказать, насколько они высокочувствительные. «Мне не нужно знать, когда за окном меняется погода. Я это понимаю по состоянию своих учеников», — говорит она. И все, что они наблюдают вокруг себя, они точно так же впитывают. В этом была высочайшая ценность этих работ, на мой взгляд.
– Вы познакомились с самими художниками?
– Я сейчас очень мало езжу в Иваново. Моя компания совсем молодая, и я все, что могу отдавать, отдаю ей. Для меня это не работа, а образ жизни. Я в прошлом году очень выложилась. Но когда приеду летом, обязательно дойду до них. А пока что мы дружим в соцсетях. Я подписана на мам своих любимых художников. Организация была создана именно по инициативе родителей, и сейчас у них много проектов, включая тренировочную квартиру.
– Последний вопрос про коды. Их много: семь в первой части и шесть во второй. В первой есть, например, «Яростная энергия: выплеск агрессии как источник сил», а во второй — «Уют и спокойствие как источник ярких эмоций». Как они рождались?
– Это как раз моя привычная деятельность. Мы так и отчеты для заказчиков пишем. Мы обсуждали с Полей каждую работу. Я ее спрашивала: «Почему эта работа оказалась в «Эпохе Сюр-кутюр?». Один простой вопрос давал множество интерпретаций, инсайтов, я включалась со своими.
И после того, как каждая работа была обсуждена, я поняла, что у нескольких работ есть точки пересечения, их можно объединить по кодам. Но как и в жизни, в одной работе может быть несколько кодов. И тут моей задачей как куратора было просто принять решение и выбрать доминирующий код.
Все коды имеют названия. Есть цитата Поли, например, в названии «Проживание эпохи перемен: ‟когда ничего не понятно”». Очень важно было найти словесные конструкты, которые сразу же вызывают ассоциации и эмоции. И когда я их слышала, конечно, они у меня уже просто автоматически раскладывались в такие коды. Я привыкла с этим работать.
А еще внутри каждого кода есть отсылки к массовой культуре последних четырех лет — в частности, кино и сериалам. Возможно, они помогут кому-то посмотреть на работы по-новому или глубже погрузиться в собственные рефлексии.
Фото © Екатерина АНОХИНА
