Концертмейстер Олег Вайнштейн и народный артист России Олег Погудин
«Душа театра не режиссер и не актер, а автор, и только он. Это мы говорим: театр Станиславского, Комиссаржевской. При некотором удаленьи мы уже скажем: театр Расина, театр Шекспира», — писал в 1918 году Николай Гумилев. Сто лет спустя настало время говорить и «театр Вертинского».
У творчества Александра Вертинского удивительная судьба. В пятидесятые его письмо Кафтанову со словами «лет через 30–40, я уверен в этом, когда меня и моё “творчество” вытащат из “подвалов забвения” и начнут во мне копаться…», — многими воспринималось как курьез. Уверен?! Вытащат!?
Вытащили, копаются. Защищают диссертации и снимают фильмы. Однако ученые мужи и дамы часто анализируют тексты песен, их мелодии, но не видят там собственно артиста. А ведь за Пьеро Вертинского стоит не кукольный персонаж, но сам Пьеро — Вертинский в момент сценической жизни – то есть живой человек – актер и его лирический герой. Можно сказать, что Вертинский «оживил» блоковского паяца, «истекающего клюквенным соком». Его Пьеро бывает ранен по-настоящему и плачет настоящими слезами, он живой, а не картонный, у него картонный только меч.
Собственно говоря, даже с фразой «маска Пьеро» в отношении Вертинского можно спорить. Пьеро – первый персонаж commedia dell’arte, еще в шестнадцатом веке избавившийся от маски. У него слишком сложные эмоции и слишком выразительная мимика, которую не передает маска. На лице исполнителя был грим, и от которого он потом отказался.
Нередко можно прочитать и про излишнюю экзотичность «печальных песенок» Вертинского.
И действительно, там есть и попугаи, и обезьянки, и розовое море…
Но, чем больше личность исполнителя, чем больше его способность увидеть за этим живую жизнь и невидимые миру слезы, которыми плачут и попугай Флобер, и мокнущая под дождем обезьянка (становящаяся сразу родней чеховской Каштанке).
Попугай Вертинского это — метафора его лирического героя, некто, кто не похож на остальных, вызывающе ярок, странен, одинок, несчастен, он находится в чуждой ему среде, но «выбирая билетики счастья глядит в несчастливые лица». Седой попугай (а эта метафора сразу вспоминается при взгляде на Вертинского) служит тому, кто «открывает двери матросам, попавшим в рай».
Это — художник в окружающем его жестоком мире, идущий дорогой длинною, которая превращается в метафорический путь.
Я любил и люблю этот бренный и тленный.
Равнодушный, уже остывающий мир,
И сады голубые кудрявой Вселенной,
И в высоких надзвездиях синий эфир…
— писал Вертинский.
24 ноября в ММДМ Вертинского пел народный артист России Олег Погудин. Все билеты были проданы задолго до концерта, сказать, что зал бушевал – не сказать ничего. Это даже не стадион, это — коррида и гонки Формулы — 1. Что же так потрясает зрителей при том, что Олег Погудин – не единственный на нашей сцене исполнитель Вертинского? Часто приходится читать, что «Погудин не копирует исполнительскую манеру Вертинского».
Эта фраза кочует из публикации в публикацию и, к сожалению, прежде всего, фиксирует уровень нашей театральной критики и уровень интереса к тем именам, которые составляют гордость отечественной сцены. Скопировать «исполнительскую манеру» Вертинского невозможно. Видеозаписей его выступлений нет. Олег Погудин создал свою художественную реальность, в которой репрезентует созданные Вертинским художественные высказывания. Он не грассирует, и никогда, даже в начале карьеры, не использовал грим, а его фрак часто воспринимается, как мундир – форма артиста. Он другой. Но он – Артист, поэтому зритель, выходя из зала, говорит: «Да. Это – Вертинский».
При этом специалист сказал бы, что его исполнение академично, эмоционально точно, целостно и выстроено с абсолютным пониманием архитектоники программы. А зрители видят там глубоко личное, сердечное отношение к Александру Николаевичу и его героям, со-переживание и со-чувствие им, передающееся залу.
Вспоминая этот концерт нельзя не отметить, что при исполнении камерного репертуара творческий союз вокалиста и пианиста – одно из главных слагаемых успеха. Для Олега Погудина и Олега Вайнштейна каждое выступление это – сотворчество, диалог двух больших мастеров. И 24 ноября Олег Вайнштейн не только выступил как блестящий концертмейстер. Он представил публике четыре легендарные транскрипции романсов Сергея Рахманинова, сделанные Эрлом Уайлдом: «Здесь хорошо», «Вокализ», «Не пой красавица при мне», «Весенние воды», которые оказались абсолютно созвучны «печальным песенкам» Вертинского: «Матросам», «Сумасшедшему шарманщику», «Чужим городам».
Творчество и чудотворство, явленное в этот день театром Александра Вертинского и Олега Погудина, надолго останется в памяти зрителей.
Анна СОКОЛЬСКАЯ