Выставка живописи Тани Рауш «ЭКО» открывается в Санкт-Петербурге

С 11 декабря 2020 по 17 января 2021 года Новый музей Аслана Чехоева представит выставку живописи петербургской художницы Тани Рауш «ЭКО». В экспозицию войдёт около 40 картин из мастерской художника и частных собраний.

Художница Таня Рауш рассматривает свою живопись как «генетический материал». В ее генетическом коде очень редкий комплекс профессиональных навыков: окончив в 1993 году Институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина, она не только стала писать картины, но и занималась исследованием иконописи, участвовала в восстановлении утраченной барочной живописи Чесменской церкви Рождества св. Иоанна Предтечи. С иконостаса — «барьерного рифа» между нами, прихожанами, и сакральным пространством алтаря взирают на нас духовидцы – святые и праведники, обретшие жизнь вечную и являющиеся посредниками между людьми и Богом.

По отношению к светской живописи Тани Рауш распространенное теперь выражение «художественный медиум» особенно применимо. Привыкнув искать в искусстве носитель информации, мы забываем о том, что изначально «медиум» — это посредник между жизнью людей и духов.

Художница необычайно избирательна в сюжетах и в стиле своего творчества. Она пишет портреты подростков по фотографиям, когда найденным, когда самою ею отснятым. Дети смотрят на зрителя, как некогда смотрели они даже не на фотографа, а в непонятную точку в объективе.

Таня Рауш пишет странный, испытующий и при этом расфокусированный взор, о котором думаешь не только о его направлении, но и о том, откуда он приходит, ощущая живопись в качестве посредника и в то же время барьера между временами и реальностями.

Первая выставка картин художницы в зале журнала НоМИ в 2008 году так и называлась «Они смотрят». В сфере этого взора многие подробности окружающего мира растворяются, физически истаивают, становятся условными, подобно небесам в барочной иконописи. Однако, если в барочной алтарной живописи условные небеса сияют истинной благодатью, туманные фоны светских картин Тани Рауш исполнены напряжения, тревоги и меланхолии.

Своих детей художница пишет в духе алтарных образов – предстоящими. Но если святые предстоят Богу, дети обращаются взглядом к судьбе. Они захвачены объективом в момент физической транзитивности человека, когда осуществляется его динамичный телесный и духовный рост. Но, хотя этот рост и занимает несколько лет, годы эти быстро становятся призрачным фоном взрослой жизни. В картинах Тани Рауш поэтому нет никакого активизма: ееведут за собой образы спящих мальчиков скульптора Александра Матвеева в крымской усадьбе Кучук-Кой, которые служили путеводными звездами многим ленинградским художникам и скульпторам: Александру Игнатьеву, Науму Могилевскому, Игорю Иванову, Анатолию Басину, помогая уйти из сиюминутно ограниченного советского времени в вечное время безграничной европейской культуры.

Так и дети на картинах художницы изъяты из потока повседневности. Представляя себя и сына парой подростков в двойном портрете, Таня Рауш пишет в реальности никогда не бывший и вместе с тем несомненно существующий, бесконечно длящийся момент времени, в котором возрасты ее и сына, пространства обеих судеб совпадают, где они равны друг другу и объединены братско-сестринской связью.

Напряженный «фотографический» взгляд моделей Тани Рауш напоминает знаменитые посмертные фаюмские портреты египетских греков началанашей эры, которые часто воссоздавали облик своих покойных близких на золотых «иератических» фонах, в эпоху Византии указывающих на предстояние божеству. Дети Тани Рауш, наоборот, находятся по нашу сторону смертельного барьера: они предстоят жизни. Еще невошедшие в мир взрослых дел, они почти что оставили мир игры. Застигнутые перед этой решительной переменой тела и занятий, они и себя, и мир вокруг остро ощущают во всей его чреватости неясным будущим, во всей его непонятности.

Так, дети аккуратно прикасаются к зебре-качалке на детской площадке, словно это внеземной летательный аппарат.Интенсивность переживания неизвестной до поры до времени судьбы в живописи Тани Рауш соответствует высокой степени символического показа предопределения в искусстве христианском.

Когда, по утверждению Ницше, Бог умер, он умер потому, что человек овладел сначала смертоносной для всего живого силой, а потом, в 1990-е, еще и силой клонирования, то есть реально стал конструктором новой жизни из старой, минуя фазу смерти. Однако, заодно с искусственным интеллектом, это второе божественное умение, решив проблемы многих людей, теперь объединило всех в тревожной неопределенности предопределения. Медиумом этой необычной среды, этого цивилизационного, антропогенного чистилища являются картины Тани Рауш.

Они – живописные свидетельства размышления о возможности аккумулировать жизнь, которой наделен художественный образ. «Может быть, портретов Титуса достаточно, чтобы Титус жил? — спрашивает художница и отвечает сама себе – Но ведь все-таки недостаточно?» Титус, чудесный мальчик и юноша, вызванный из небытия любовью родителей, молодой человек с пытливым взглядом, едва успевший начать жить – ранняя жатва смерти, которую он, вероятно, не ждал, во всяком случае не ждал так, как вовлекаются во мрак предстоящего небытия старушки и старики Рембрандта. Герои Тани Рауш балансируют на границе христианского упования на грядущее бессмертие и древнего метемпсихоза, когда мы можем подумать, что дети, пришедшие в мир из недавнего небытия, что-то, может, еще помнят о колесе судеб, о призрачной зоне между смертью и новым физическим рождением. Художница говорит, что они «застряли, остались в глубине памяти, как «среди серых камней»». Свои образы Таня Рауш мысленно проецирует на стены Помпей – внезапно изъятого из жизни и на века законсервированного города, символа рокового общего исхода. Или все-таки – исключительного исторического примера, случайно наделившего людей возможностью увидеть работу смерти, навсегда запечатленную в меняющемся облаке жизни.