Автор этого романа представляет свою книгу на российском стенде во Франкфурте в числе самых значимых новинок русской прозы этого года. В целом, «Промежуток» Инги Кузнецовой – это, безусловно, новаторский роман, вносящий новое слово и в историю современной литературы, и в линейку традиционных жанров. Антиутопия о будущих, не совсем радостных временах, в которых оказывается наше общество – это и притча, и аллегория, и прямое послание сегодняшнему читателю.
Инга Кузнецова. Промежуток. – М.: АСТ, 2019 – 352 с. (Серия «Городская проза»)
Как бы там ни было, но упомянутая «безрадостность» будущего – лишь в общественной жизни героев и персонажей, а в личной жизни все, как всегда, спасает Любовь. По сюжету, это чувство к живому классику и поэту-анахорету движет главной героиней, в которую, в свою очередь, влюблен настоящий супермен… пишущий стихи. Вообще же, по сюжету, все в романе построено вокруг конфликта и даже вражды между Прозой и Поэзией – по сути, извечный спор в истории литературы – вот только проза официально признана государством, и охраняется законом, а поэзия и поэты – суть запрещенные явления, подлежащие искоренению. Именно так – и в Ленинскую библиотеку даже отправляются специальные бригады для дезинфекции поэтической «заразы». «Говорят, вся старая проза испорчена, задета поэтическим вирусом, — сетует одна из героинь романа. — Боже, как защититься, как распознать? Ведь мы не филологи. Не филологи и не писатели, слава богу. Как нам быть? Говорят, что ученые разрабатывают алгоритм, позволяющий устанавливать поэтические следы. Да, да, школам срочно нужна дезинфекция. И если такими вещами занялось Министерство образования, значит, вся литература — сомнительное дело».
Наряду с героями романа – членами подпольного поэтического кружка, главной героини, мэтра и ее друга-супермена – в «Промежутке» конфликтует, борется и бунтует целый параллельный мир вещей и явлений: клетки в организме человека и решетки в тюремной камере, деревья и аллеи, птицы, звери и даже обыкновенный сухарь в руке арестанта на допросе. И все движимо силой любви, волей к победе, а не страхом смерти, исчезновения или забвения – в этом и заключается главный посыл романа, украшенного сюрреалистической линией, которая, тем не менее, не в силах затмить вполне реалистическую благую весть: так победим. Об этом, скажем по секрету, знает даже самый последний тромбоцит в «зараженном» поэзией теле. «Ты боишься, что так мы умрем быстрей? – взывает он. — Не факт. Нарушим привычный ход явлений? Волю Организма? Но что такое наши собственные воли? Мы не знаем. Просто отдаем их общему потоку, общему ходу вещей — как позже отдадим ему все силы. Любимая! Я хотел бы оставаться с тобой, рядом с тобой, бок о бок стоять и растворяться в смерти».
Иногда это на самом деле жесткое чтиво – яркое, искреннее, не оставляющее никаких сомнений в его актуальности. Антиутопия вдруг оказывается боевиком с убегающими от погони героями, или мрачным детективом, где нить преступления распутывает голубь за окном, а иногда даже леденящим душу триллером. «Стало так жутко, как в триллере самой лучшей пробы, — подтверждает главная героиня. — Тишина, и вдруг капля воды разбилась о фаянсовую раковину». И тогда, когда все вокруг затихает, сквозь бурю и натиск очередных «жанровых» войн – прозаических и поэтических – можно услышать голос одной из погибших героинь, члена литературного кружка, знавшей наизусть «Зону» Аполлинера. «Со смертью, оказывается, ничего не отменяется, — обнадеживает она. — В комнате по-прежнему стоит вчера, и сегодня — это всего-навсего следующий кадр, который промелькнет незаметно. Уже промелькнул. В том-то и дело, что пространство женщины, полное одуряющих, катастрофических цветов, и пространство мужчины, полное острых ножей и ржавых ножниц, — это одно и то же пространство».
Звуковая же подкладка в «Промежутке» (кроме капель из крана, голубиного воркованья и шума крови в венах) — это полностью осязаемая внутренним нервом симфония «литературного» быта героев. Когда поэты вдруг становятся диссидентами и даже врагами народа, и вчерашний знакомый оказывается изгоем, подлежит аресту, и только смятые листы его рукописей после обыска напоминают о возможности еще и такого поворота истории по дороге в «светлое» будущее.
Так и живет рассказ о «поэтическом» народе внутри нашего общества – словно в Промежутке между жизнью и смертью – и проза будней уже не кажется такой серой и безысходной, если кто-то рядом находит в себе силы эту историю нам с вами рассказать.
Игорь БОНДАРЬ-ТЕРЕЩЕНКО
