Русская музыкальная школа давно стала своего рода знаком качества. В концертных залах всего мира российским исполнителям верят и опытные коллеги, и музыканты-любители, и те, кто не знает ни одной ноты. О прошлом и настоящем отечественного музыкального образования рассказывает профессор Московской консерватории имени П. И. Чайковского, заслуженная артистка России Полина Викторовна Федотова.
– Когда в России появилось систематическое музыкальное образование и кто стоял у его истоков?
– У истоков создания цельной системы подготовки профессиональных музыкантов в России стояли два брата – Антон и Николай Рубинштейны. Думаю, что воплощение такого труднейшего перспективного замысла было под силу только исключительным, масштабным личностям, какими и были братья Рубинштейны. Первая консерватория – Санкт-Петербургская – родилась немного раньше нашей, Московской. Ее создателем является старший брат Антон Григорьевич, композитор, пианист и дирижер. А кумиром московской публики в то время был Николай Григорьевич. Гениальный пианист, педагог, он обладал еще и незаурядными организаторскими способностями, умел притягивать талантливых людей и вдохновлять их своим энтузиазмом. Все началось с создания Императорского русского музыкального общества – сначала в Санкт-Петербурге, затем в Москве. И вскоре стало очевидно, что России нужно высшее учебное заведение, способное достойно подготовить первоклассных музыкантов. В 1862 году была открыта консерватория в Санкт-Петербурге, а уже через четыре года — в Москве. Рождению консерваторий предшествовала драматичная борьба, поиск средств и государственной поддержки. Проект наконец был одобрен Министерством юстиции и просвещения, а также получил покровительство известной в то время меценатки, Великой княгини Елены Павловны. И вот — в этом году мы отмечали 155-летие нашей любимой Московской консерватории, дорогой нашей Alma Mater.
Первое время консерватория существовала главным образом на доходы от концертов Русского музыкального общества, а затем по всей стране объявили подписку в поддержку нового учебного заведения. Некоторые благотворители отдавали туда своих детей, справедливо рассчитывая на высокий профессионализм педагогов. Интересно, что первый набор составил всего 150 учеников, которым было достаточно знать общую и музыкальную грамоту, что никак нельзя сравнить с нынешним высоким уровнем требований к абитуриентам. А еще Московская консерватория далеко не сразу заняла всем известное здание, раскинувшее «крылья» вокруг памятника П. И. Чайковскому. Поначалу занятия проходили в арендованном доме на углу Воздвиженки и проезда Арбатских ворот. (К сожалению, мы никогда не увидим это здание, поскольку оно было разрушено в 1941 году во время воздушного налета.) Время шло, учеников и педагогов становилось все больше, и летом 1877 года Московское отделение Русского музыкального общества приобрело в собственность особняк княгини Дашковой на Большой Никитской улице, который рос и менялся вместе с консерваторией.
А вот современная трехступенчатая система профессиональной подготовки музыкантов фактически сложилась в 30-е годы прошлого века, когда были открыты детские музыкальные школы при Ленинградской и Московской консерваториях. В 1944 году советское правительство приняло решение открыть в столице второе высшее специализированное учебное заведение- Государственный музыкально-педагогический институт имени Гнесиных (ныне Российская академия музыки имени Гнесиных). Память о сестрах Евгении, Марии и Елене живет не только в названии этого всемирно известного творческого ВУЗа, но и в мемориальной квартире Елены Фабиановны Гнесиной на Поварской, где собирались ее ученики и единомышленники. Когда я думаю о том, какой путь пришлось пройти братьям Рубинштейнам, сестрам Гнесиным и всем, кто стоял у истоков российского музыкального образования, я восхищаюсь ими. Эти люди были прекрасны не только разносторонними талантами, но и преданностью своему делу, умением идти к цели, несмотря на трудности, разочарования или банальную нехватку средств. Наверное, именно поэтому их имена помнят и уважают даже те, кто мало знаком с классической музыкой.
– А как обучали музыке до середины XIX века? Возможно, уроки давали церковные певчие или придворные музыканты?
– Читая биографии выдающихся деятелей культуры прошлого, невольно сожалеешь, что мы утратили традицию домашнего музицирования. Вспоминаю поездки в музей-заповедник Сергея Васильевича Рахманинова «Ивановка» и его директора Александра Ивановича Ермакова. Этот удивительный человек, «собравший» дом и сад великого музыканта буквально по крупицам, в свое время помог мне осознать, каким уникальным общественным и даже экономическим явлением была русская усадьба. Под общей крышей находилось место для родственников, друзей семьи и тех, кто нуждался в крове по какой-либо причине. В атмосфере открытости и единения было совершенно естественно вместе читать, петь, играть на музыкальных инструментах, делиться своими мыслями и впечатлениями в неторопливой беседе. Дворянские дети впитывали музыку с детства, причем первые уроки нередко давала мама или близкая родственница. Среди церковных певчих или регентов хора тоже было немало талантливых педагогов. Стоит заметить, однако, что духовная, светская и увеселительная музыка далеко не всегда развивались гармонично, а порой даже серьезно противоречили друг другу. Вспомним, к примеру, печальный эпизод из жизни скомороха в фильме Тарковского «Андрей Рублев». Искусство ярмарочных музыкантов считалось низким и осуждалось церковью: ведь оно отвлекало народ от молитв и мыслей о Боге.
– А насколько повлияли на светское музыкальное образование православные традиции? Можно ли сказать, что их влияние заметно до сих пор?
– Наверное, этой теме можно посвятить отдельную большую статью. Долгие века православная вера была нравственной основой и опорой жизни русских людей, в том числе одаренных музыкально. В прекрасной своей торжественностью увертюре «1812 год» Петра Ильича Чайковского звучит молитва о даровании победы «Спаси, Господи, люди твоя», а его «Детский альбом» начинается с изумительной по своей чистоте и искренности пьесе «Утренняя молитва». Здесь уместно говорить не только о воспитании или образовании, но и об особом внутреннем строе русских музыкантов, который проявлялся в их творчестве. С духовной музыкой по-своему связано и наше светское учебное заведение: в 1983 году Московской консерватории было отдано здание филфака МГУ, в котором ранее находилось Синодальное училище церковного пения. Теперь там размещается один из учебных корпусов Московской консерватории с концертным залом, который носит имя Сергея Васильевича Рахманинова. Именно здесь впервые исполнялась знаменитая «Всенощная» Рахманинова, а также звучали духовные сочинения Александра Дмитриевича Кастальского, Павла Григорьевича Чеснокова и другие хоровые духовные произведения. О влиянии Православия на русскую культуру написано немало книг. Сейчас вспоминаю одну из них, так как она была написана именно музыкантом, кандидатом искусствоведения Алексеем Алексеевичем Кандинским. Это очень интересный анализ пушкинских «Повестей Белкина», выявление связи каждой повести с одной из евангельских заповедей. Хочется верить, что связь нашего народа с православными традициями и нравственными понятиями слишком прочна, чтобы ее можно было когда-нибудь разорвать.
– Как складывался диалог российских педагогов с зарубежными коллегами в историческом контексте? Опыт каких стран оказался полезен для России?
– Людям искусства жизненно необходимо постоянно учиться и развиваться, поэтому диалог между музыкальными школами разных стран продолжается не одно столетие. Поначалу нашей консерватории не хватало собственных кадров, и Николай Григорьевич Рубинштейн приглашал опытных иностранных педагогов, среди которых были ученики Ференца Листа и Карла Черни (автора знаменитых этюдов, которые играют все пианисты без исключения). Если обратиться к более ранней истории музыкальной культуры, то нельзя не вспомнить Михаила Ивановича Глинку, родоначальника русской оперы.
По выражению критика Владимира Васильевича Стасова именно Глинке удалось создать «новый русский язык» в музыке подобно Пушкину в литературе. М.И.Глинка изучал полифонию и инструментовку в Берлине под руководством Зигфрида Дена. А искусству бельканто русские певцы обучались в Италии. Взаимодействие музыкантов разных стран интересно рассказывать, опираясь на биографии конкретных людей. Например, упомяну великолепного пианиста Александра Ильича Зилоти, двоюродного брата С.В.Рахманинова. Он не успел закончить свое образование в консерватории у Николая Григорьевича Рубинштейна в связи с кончиной профессора. Руководство Московской консерватории решило, что дарование Зилоти сможет полностью раскрыться только с помощью Ференца Листа, для чего и отправило его в Веймар с гарантией оплаты всех расходов. Интересно, что Александр Ильич был не только блестящим пианистом, но и талантливым мемуаристом. В своей книге воспоминаний о Листе он пишет, как рыдал по дороге в Германию, не желая расставаться с Россией. Только из уважения к профессорам Московской консерватории, оказавшим ему доверие, он решил, что все-таки посмотрит на легендарного музыканта один раз, а затем сразу вернется домой. Когда Зилоти вошел в дом Листа, то увидел, что кабинет как будто освещен солнечным светом: такое впечатление производил гениальный музыкант на окружающих. Теперь Александр Ильич не мог представить, что купит обратный билет и в его жизни больше не будет этого света. Зилоти стал любимым учеником великого виртуоза, знакомил его с творчеством российских композиторов и основал в Веймаре общество имени Ференца Листа после смерти своего учителя в 1886 году.
Революционные события перевернули жизнь всей страны, и музыканты не были исключением: ведь многим из них пришлось покинуть родину без надежды вернуться назад. С другой стороны, именно благодаря эмигрантам русская музыкальная школа приобрела заслуженный международный авторитет особенно в прошлом веке. Достаточно сказать, что американский пианист Ван Клиберн, победивший на первом международном конкурсе имени П. И. Чайковского в 1958 году, учился у известных российских педагогов Розины и Иосифа Левиных в Нью- Йорке. «Лист XX века» Владимир Горовиц начал свой творческий путь в СССР, а в 1944 году стал гражданином США и позднее был награжден Президентской медалью свободы. Каким музыкантом его можно считать по справедливости — российским или американским?
– Рахманинов ведь тоже создал «Всенощное бдение» незадолго до своей эмиграции в Америку, в страшное для России время, когда правда была «смешана с ложью, а с надеждою — боль»?
– Да, и кроме того, ему было суждено прожить в разлуке с родной страной почти половину жизни…Несмотря на это, Сергей Васильевич не переставал распространять за рубежом русскую музыкальную культуру и в итоге сам стал одним из ее символов.
– Интересно, когда у русской музыкальной школы появились индивидуальные черты? В чем, на Ваш взгляд, прежде всего заключается ее уникальность?
– Российское музыкальное образование славится трехступенчатой системой «школа- колледж-высшее учебное заведение», которой, на мой взгляд, не хватает на Западе. Кроме того, отношениям педагогов и учеников в России свойственны доверительность, теплота и даже своеобразная семейственность, когда общаться холодно или официально просто невозможно. Наверное, искусство расцветает только там, где живет душа… В консерватории мы считаем своих профессоров музыкальными «родителями», а их учителей – «дедушками» и «бабушками». Строгость этих «родственников» означает исключительно неравнодушие, как и в обычной семье.
Говоря о стилистике и особенностях русского музыкального языка, нельзя забывать, что он так же уникален, как и русское литературное слово. Этот язык сложился на основе народного песенного творчества и церковной музыки задолго до основания консерватории. Чуткий слушатель без труда узнает интонации знаменного распева или народной песни в произведениях буквально всех композиторов-классиков: Глинки, Римского-Корсакова, Чайковского, Рахманинова… Все они «выросли» на одной почве, хотя каждый воспринимал и интерпретировал русские народные мотивы по-своему.
– Какие российские традиции обучения будущих музыкантов сохранились до наших дней? Насколько это важно по Вашему мнению опытного педагога?
– Еще при Николае Григорьевиче Рубинштейне в Московской консерватории появились так называемые адъюнкты, отвечавшие за подготовку младших студентов к урокам профессора. Эта традиция сохранилась до наших дней, только название должности заменено на более современное – «ассистент». А недавно, работая над статьей о моих педагогах, я сделала небольшое личное открытие. Вернее, нашла очень наглядное подтверждение того факта, что педагогические методы и приемы передаются буквально из рук в руки уже больше века. Моя музыкальная «прабабушка» — блестящая пианистка Анна Николаевна Есипова – создала одну из крупнейших русских фортепианных школ в Петербургской консерватории и оставила педагогические записки, которые бережно сохранили для будущих поколений ее ученики. Читая записи Есиповой, я местами дословно узнавала те рекомендации, которые получила в школе от своего преподавателя! Думаю, что возможность использовать опыт предшественников – большое счастье для современных педагогов, поскольку многое уже изобретено и проверено несколькими поколениями.
– Пандемия закрыла границы не только между государствами, но и в каком-то смысле между людьми. Какие новые технологии пришлось освоить преподавателям музыкальных школ, колледжей и ВУЗов? Можно ли сказать, что подготовить профессионального пианиста, скрипача или оперного певца теперь сложнее, чем два года назад?
– Похоже, что плоды запретов и ограничений последних двух лет нам предстоит пожинать еще очень долго. Преподавателям всего мира пришлось «переселиться» в новую цифровую реальность и увы, музыкальные педагоги не стали исключением. Я говорю об этом не просто с сожалением, а с печалью и тревогой, поскольку ни Skype, ни Zoom, ни еще более современная программа не в состоянии заменить живого контакта ученика и педагога. Музыка удивительна и прекрасна тем, что она легко снимает барьеры между людьми и создает особую связь на тонком эмоциональном уровне. Со студентами мы прежде всего выясняем те смыслы и содержания, о которых говорит музыка.
Вот только что на уроке я просила студента вспомнить ситуации, когда ему было очень тяжело на душе, и сыграть так, чтобы каждый услышал эту боль в музыке Шопена. Без живых чувств наше искусство теряет свой смысл, превращаясь в никому не нужное ремесло. Более того, мы учим начинающих пианистов правильно дышать и буквально ощущать «ответ» инструмента пальцами, что совершенно невозможно объяснить по видеосвязи: ведь вы никогда не возьмете виртуального собеседника за руку.
Наконец, обычно в классе ученики занимаются на хороших акустических инструментах, не каждый может приобрести такой для своих домашних занятий. Сейчас нередко предпочитают покупку электронных фортепиано, которые подходят разве что только для разбора текста. Овладеть тонкостями прикосновений и звукоизвлечения, использовать все выразительные средства на электронике невозможно. И все-таки отчаиваться пока рано, так как «ворота» запретов периодически приоткрываются, а у музыкантов появляются возможности для личных встреч и обмена опытом.
Пандемия научила нас дорожить тем, что не так давно считалось само собой разумеющимся: теплом живого человеческого общения, когда можно понять друг друга без лишних слов и «смайликов».
– Федор Иванович Тютчев не слишком оптимистично полагал, что «одно поколение словно волна набегает на другое, совсем не зная друг друга». В заключение хотелось бы поинтересоваться: может ли музыкальное образование по-своему поддержать преемственность поколений, несмотря на постоянные изменения в современном мире?
– Профессиональные музыканты не могут и не должны заниматься только ремеслом, опять же подчеркну, что главное в искусстве – его содержание, поэтому мы нередко обсуждаем вопросы философские, нравственные, психологические, проводим параллели с другими явлениями в жизни и искусстве. Конечно, жизнь постоянно меняется, технологии развиваются стремительными темпами. Современные школьники искренне удивляются тому, что герои русской классической литературы умели отдыхать без телевизора и назначали друг другу встречи не по телефону или мессенджеру. И все-таки я уверена: музыка — универсальный язык, понятный любой чуткой душе и способный преодолеть недопонимание между поколениями. Тот, кто погружался в мир музыки Баха, Чайковского, Моцарта, разучивал произведения Шопена, как правило, многое может понять в жизни без слов. Думаю, что эти и многие другие композиторы вошли в золотой фонд мировой культуры именно потому, что сумели рассказать о самом главном всем людям, живущим на этой Земле. Религиозный философ Георгий Петрович Федотов, который приходится мне очень дальним родственником, был убежден, что человеческая природа веками неизменна и не зависит от внешних обстоятельств. Мы страдаем от недостатка знаний или воспитания, заблуждаемся и совершаем ошибки, но горе и радость для нас означают то же, что и для людей, живших тысячу лет назад. Может быть, хотя бы поэтому стоит беречь и продолжать традиции?
– Полина Викторовна, благодарю Вас за познавательную и доверительную беседу. Желаю больших успехов и творческих открытий Вам и Вашим ученикам, не сомневаясь, что профессионализм музыкантов навсегда останется гордостью нашей страны.
Беседовала Ирина ЧЕПАЙКИНА
