«Социальное» кино набирает обороты. Развлекать с «социальным смыслом» (social impact entertainment) – не только благородно, но и выгодно. Например, фильм «Чудо» (Wonder, производство Participant Media), собрал в прокате $306 миллионов. Насколько востребованно социальное кино в России? Каковы его перспективы? Наш собеседник — главный продюсер кинокомпании «Амедиа Продакшн», в недавнем прошлом ведущий продюсер телеканала «СТС» и продюсер компании «Централ Партнершип».
– Откуда берутся идеи для социального кино? Как рождаются такие, например, картины, как «Пальма»?
– Идею «Пальмы», например, принес генеральный продюсер «Марс Медиа» Рубен Дишдишян, потом мы стали делать этот проект вместе. Для начала нужна «продюсерская воля», делаем разработку, потом предлагаем кино на телеканалы и платформы. Больше половины нашего контента – «социальное кино», потому что так, или иначе затрагивает острые темы для общества. Хотя мы не сидим и не «раскладываем по полочкам», каким будет социальный эффект от наших фильмов. В первую очередь мы думаем о зрительском интересе. Сейчас хорошо работают живые актульные истории, которые затрагивают больные для общества темы. Толя Робот, Шторм, 257 причин, чтобы жить, Бывшие, Чики, Папик, Короче, Happy End и тд. Социальная актуальность должна «срезонировать» прежде всего в нашем «продюсерском сознании», но тема должна быть интересна большому количеству зрителей.
– Кто сегодня становится «героем нашего времени»?
– В девяностые все побежали зарабатывать деньги. Сегодня люди поменялись, и зрители поменялись. Больше стали думать о том, в каком обществе и на какой планете будут жить наши дети.
Появился запрос на социальное кино, которое, конечно же, остается прежде всего развлекательным продуктом, но будет интересно зрителю, будет на него воздействовать эмоционально. Всем нам нужна надежда на то, что все будет хорошо. Такую надежду дарят нам, например, такие фильмы как «Доктор Лиза» или «Текст».
– Зрителю такие истории интересны. А каналам и другим заказчикам? Часто они считают, что их зрителю такое кино не нужно.
Актеры Анастасия Панина и Владимир Жеребцов в фильме «Суррогатная мать»
– Федеральные каналы часто очень настороженно относятся к любым проявлениям «социального» кино. Они считают, что такие истории будут отталкивать зрителя, а всем хочется позитивного настроения. Заказчик боится «свалиться в социальщину», которую посмотрят «полтора человека». Примитивные «слезовыжималки» действительно мало кого волнуют. Но социальное кино тоже можно делать интересно. Есть миллион актуальных тем, и это не только инвалиды. Домашнее насилие («Бойся, я с тобой», «Амедиа Продакшн» для телеканала «Dомашний»), суррогатное материнство («Суррогатная мать», «Амедиа Продакшн» для телеканала «Dомашний»). Алкоголизм, наркотическая зависимость, проституция как единственный способ выживания, беспредел чиновников и силовиков, сложно излечимые болезни, брошенные дети, бездомные животные , проблемы экологии и многое другое. Главное – сделать историю актуальной и интересной для зрителя. Мы хотим, чтобы зритель поверил нашей истории, и одновремнно нагружаем эту историю «социальным смыслом», значимым для него.
– Откуда берутся такие истории, скажем, на «Амедиа»? Вы смотрите результаты каких-то исследований?
– Я каждый день читаю новости, в «паблике» находится множество актуальных тем. Причем в реальности все происходит гораздо интереснее, острее и даже страшнее, чем на экране. Часто зритель говорит: «Такого просто не может быть». На самом деле действительность дает такие повороты сюжета, что порой диву даешься. Да, мы «форматируем историю» под конкретную площадку, канал или платформу. Мы должны понимать, где нужно что-то смягчить, где-то сгладить острые углы. Это всегда компромисс, нам хочется подать историю максимально ярко, но в рамках заданного формата.
– Если история слишком «правильная», не возникает ли у зрителя ощущение: «Ну, это в кино, у меня так никогда не получится»?
– Перед героем всегда возникает проблема выбора решений. Мы почти всегда показываем две стороны развития персонажа, чтобы человек видел, какие последствия его ожидают в каждом из вариантов. Что с ним будет, если он пойдет на компромисс или, наоборот, возьмет на себя ответственность за себя или за своих близких. Мы стремимся к тому, чтобы зритель был соучастником: «Если киногерой смог, я тоже смогу». Не менее 50% нашего контента можно смело назвать социальным. И это наши самые «громкие» проекты. В них всегда есть герой, который помогает зрителю тоже сделать свой шаг. С другой стороны, всегда есть опасность «обратной тяги»: если мы выбираем назидательный тон, соврем в любой детали, сразу оттолкнем зрителя, он нам не поверит. Нужно очень деликатно «вплести» социальную проблему в саму ткань киноистории, не навязывая ее ни в коем случае. Тогда зритель влюбится в нашу историю.
– Зрителя тоже можно понять, у него всегда свои заботы, часто далекие от значимых «социальных» тем.
– Мы часто зацикливаемся на России «внутри Садового Кольца», между тем в регионах проблемы часто более приземленные. Если родителям не на что купить ребенку школьную форму, рассказывать им о раздельном сборе мусора большого смысла не имеет. Тем более если этот раздельный мусор все равно свозится на общую свалку. Проблемы инвалидов-колясочников, например, далеко не везде решены. Если они реально заперты в четырех стенах и не могут добраться до магазина – тут популярный сегодня жанр «драмеди» не сработает. Вопрос киноязыка, особенно в «социальном кино», крайне важен, порой сложно найти правильную интонацию, чтобы у зрителя осталось «позитивное послевкусие». Это получилось, например, у Сергея Корнихина в сериале «Толя-робот» или у Максима Свешникова в проекте «257 причин, чтобы жить», у Эдуарда Оганесяна с «Чики». Надо иметь в виду, что медиарынок у нас дефицитный, хорошие профессионалы разобраны на годы вперед. К кому ни подойдешь – у всех проекты на 3-5 лет вперед расписаны. А «социальное» кино, как никакое другое, требует очень качественной реализации замысла.
– Российский рынок социального кино не так развит, как за рубежом. В чем причины?
Сцена из фильма «Пальма»
– Мы конкурируем на глобальном рынке, где зритель запросто может посмотреть в сети любой контент. У него нет проблем с доступом к азиатскому, европейскому или американскому кино. За рубежом производство социального кино входит в политику компаний, там есть квоты на производство, множество фестивалей. У нас любая социалка – традиционно больная тема, в том числе для государства, которое больше привыкло рассказывать об успехах и достижениях. Вместе с тем, интересные вещи происходят в регионах, где на местной специфике и социальной актуальности поднимается региональный кинематограф. Неожиданно «выстрелило» буквально несколько лет назад, например, якутское кино с самобытными и яркими картинами.
– Насколько социальная и благотворительная активность присуща самим кинематографистам? Не секрет, что многие актеры заниматся этим «для пиара».
– Начни с себя – хороший принцип. Я предлагаю знакомому режиссеру назначить встречу на завтра – он отвечает: «Не могу, у меня завтра волонтерский проект». Оказывается, они ездят в приют для животных – заранее собирают крышки от пластиковых бутылок, которые потом продаются и на эти средства покупается все необходимое. Гуляют с питомцами, привозят корм и средства гигиены. Огромное количество знакомым поддерживают Фонды, которые лечат детей и, например, в качестве подарка на день рождения просят перечислить любую сумму в фонд. Это стало хорошей традицией. Кто-то участвует в экологических проектах, в поисковых волонтерских отрядах. В моем доме, например, ежедневно собираются вещи для детей из детского дома в Тверской области. Раз в месяц туда отвозятся вещи и необходимые для обучения товары. У многих людей есть такая потребность – делать жизнь других чуть лучше. Таких людей и проектов в последние годы становится все больше. Если окружающие вокруг будут счастливы – мы тоже будем счастливы. Производство «социального» кино уже становится устойчивой тенденцией.
Кира МАГИД, Сергей ТУРКИН,
Фото из личного архива Наталии КЛИБАНОВОЙ. Кадры из фильмов предоставлены «Амедиа Продакшн»
