В петербургском издательстве «Пальмира» выходит собрание сочинений известного поэта и прозаика Николая Кононова – одного из немногих современных авторов, как утверждает критика, «способного подарить читателю счастье обладания бытием». Уже вышли его культовые романы «Похороны кузнечика» и «Нежный театр», позднейшие «Фланер», «Парад» и «Гимны», а также поэтический «Свод» — избранное из сборников 1997-2019 годов. Вскоре выходят три книги новелл и два сборника об искусстве. О феномене многотомного издания, отношении к «прижизненной славе» и чувствах «живого классика» и случился разговор с автором.
– Дорогой Николай, позвольте вас поздравить со столь грандиозным проектом – по сути, «прижизненным» изданием собрания сочинений – и пожелать дальнейшего его продвижения. И сразу же вопрос: как вы отнеслись к решению «Пальмиры» опубликовать почти что полный корпус ваших текстов? Ведь подобное многотомное издание сегодня – это, согласитесь, феномен в издательской практике…
– Спасибо за добрые слова! Для меня решение издательства и его главного редактора Вадима Назарова было неожиданным. Я не очень пекусь о своей литературной карьере, понимая под этим издание книг. Для меня куда важнее их сочинить, а потом издатель каким-то образом находился. Но такое предложение – переиздать практически все что я написал, наряду с новыми книгами, было более чем заманчивым. Вадим Назаров прекрасный издатель, его деятельность на этом рискованном поприще отмечена в минувшем году премией Андрея Белого и на его предложение и выбор я с радостью откликнулся.
– Логично в данном случае будем узнать: каково это – быть живым классиком? Не ставит ли перед автором подобный статус некую планку, или лучше сказать – барьер, за который уже можно не выходить, дабы не порушить стройную систему многотомного собрания сочинений?..
– Хороший вопрос. Вот выходить за границы мне всегда хотелось и в поэзии, и прозе, без нарушения границ нет литературы, потому что самое важное для времени и человека в нем находится в странной зоне. Это ведь то, что все знают, но не решаются это внятно обозначать, то есть говорить. Литература не приносит новостей, она актуальное делает вербальным, осмеливается говорить о подразумеваемом, но еще не произнесенном. В этом – ключ к достоверности и искренности, к тому, без чего письма не бывает. И тут загадывать наперед ничего нельзя, конечно. Если осенит и удастся почувствовать новую территорию, то будут и новые тексты
– В любом случае, ваши «Похороны кузнечика» и «Нежный театр» давно уже стали современной классикой. О «Параде» и «Фланере» также много писали, выходил, помнится, даже сборник материалов «Кононовских чтений», проходивших в 2013 и 2018 гг. в Балтийском федеральном университете имени Иммануила Канта. А вот грядущие три книги новелл и два сборника об искусстве, раскрывающих еще и ваш талант арт-критика – это новые тексты?
– Совершенно новые, изданные и подготовляемые Пальмирой – роман «Гимны», книга избранных стихов «Свод», книга статей и эссе об искусстве «Степень трепета» и сборник новелл «Дефицит». Остальные уже были изданы в свое время. Книга эссе об искусстве «Критика цвета», изданная НоМИ в 2007 будет продолжена новой «Силой трепета», как и собрание новелл завершится совершенно новой книгой «Дефицит».
– Как по мне, наиболее интригующая книга в собрании ваших сочинений – это «Гимны». О нем уже ходят легенды – мол, сплошная мистификация с провокацией вкупе. Расскажите об истории создания этого романа.
– Это история сохранения и становление человеческого во времени, совсем к этому не располагающем. И я понял простую вещь, что связь с людьми, имеющими в себе вещество нравственного и эстетического, могут дать настройку человеку, коснувшемуся этих «магнитов», на всю жизнь. Это похоже на эффект гомеопатии, которая одновременно и миф и лечение. Но схожесть воздействия микроскопической дозы подлинного человеческого духа неоспорима. Меня всегда это и занимало и удивляло. Такой тайный ключ к существованию. Провокативный ли это текст? Пусть каждый, кто прочтет, решит сам. Мне все проекции человеческой жизни с ее счастьем, поисками и потерями его, кажутся чудесными. Да к тому это еще слова и тест. Могут ли в них быть провокации?
Конечно, поэзия даже в прозе имеет для меня решающее значение. У меня даже есть коллекция, скажу так, любимых прозаиков, которые были и большими поэтами. Федор Сологуб, Константин Вагинов, Андрей Платонов, Борис Пастернак, Осип Мандельштам, Михаил Кузмин, Борис Поплавский… Список можно длить. Даже прозаик, «не засветившейся», как поэт, таковым предстает в своей прозе. Поэтому для «Гимнов» поэтическая дикция с экфразисами и ретеродациями наиболее естественный язык, позволивший описать и то, что можно принять за провокацию.
– Продолжая тему поэзии, хотелось бы уточнить ее авторский формат в вашей интерпретации. Свои стихи вы иногда называете пьесами – отчего?
– Ну, «пьеса» прекрасный старинный термин, не знаю почему утраченный. Так стихи называла София Викторовна Полякова, выдающийся филолог и византинист, и мне это было так по сердцу. И потом – «пьеса» означает завершенность, конечность существования отрывка текста, его право на жизнь вечную. В отличие от слова «стихотворения» в термине «пьеса» словно бы нет незавершенности, приоткрытости что ли. Люк поставлен на место, его уже не сдвинуть. Створки сошлись. Для краткого лирического высказывания это мне кажется чрезвычайно важным. Точность и трепет должны сойтись и вспыхнуть.
– Серия ваших книг позднейшего времени — «Фланер», «Парад», «Саратов» — это своеобразное путешествие по жизни и судьбе, начатое еще в ранних «Похоронах кузнечика». По сути, биография героя в контексте истории страны — с 50-х годов по семидесятые. Интересно, будет ли продолжение этой своеобразной трилогии?
– Конечно, я мечтаю и надеюсь, ловлю флюиды, вглядываюсь в текущее время, чтобы различить его черты. Продолжение, вернее, расширение трилогии, о которой вы говорите уже есть – это недавно вышедшей в ПАЛЬМИРЕ роман « Гимны», действие и время его, конечно, мифические, но в некоторой достоверной степени и начало 60-х и 70-е. Что будет дальше? И я хотел бы это знать тоже. Ведь каждый раз, когда я писал романы, они как-то выскальзывали из рук и начинали вести себя совершенно отдельно от меня. Я им, словно бы пишущим себя сами собою, только вторил.
Беседовал Олег БУГАЕВСКИЙ,
Фото – Алексей ПАХОМОВ
