Гостем нового выпуска программы «Час Speak» на RTVI стала основатель Центра современного искусства «Винзавод» Софья Троценко. Она рассказала о том, как изменилась деятельность «Винзавода» после начала СВО, почему у художников повысился уровень самоцензуры и по какой причине к российскому искусству нет интереса за рубежом, а в России никогда не было международных галерей. В интервью она объяснила, что мешает российским деятелям искусства эмигрировать и как изменился рынок со времен «лихих нулевых», а также призналась, что не верит в NFT-искусство.
Софья Троценко — российский арт-продюсер, основатель Центра современного искусства ВИНЗАВОД, президент Фонда поддержки современного искусства «Винзавод», директор Школы дизайна ИОН РАНХиГС при Президенте РФ, председатель комиссии Общественной палаты по делам молодежи и спорту и заместитель председателя комиссии Общественной палаты по культуре и культурно-историческому наследию.
О цензуре в Центре современного искусства:
– Вы знаете, нас никто не цензурирует. Мы не цензурируем своих резидентов. Но у меня ощущение, я не буду говорить, как это состоявшийся факт, но ощущение у меня, что, конечно, самоцензура сильно выросла и усилилась. Самоцензура была всегда в современном искусстве, но, наверное, не в таком, конечно, масштабе, как сейчас.
О существовании «Винзавода» на протяжении 16 лет:
– Основная концепция «Винзавода», то, чем мы как центр современного искусства отличаемся от музеев и от любых других проектов, — это актуальность и нащупывание этой актуальности, чувствительность к тем процессам в искусстве или потребностям, которые на тот или иной момент, когда мы работаем, есть. Потому что основная задача «Винзавода» — это, по сути, решать какие-то проблемы, задачи, отвечать на те вопросы и вызовы, которые есть в период и в момент времени.
– Мы старались раньше не планировать более чем на 3 года какую-то нашу стратегию или программу. Ну, конечно, когда мы запускались, мы даже представить не могли, на сколько мы можем планировать. Но, в общем и целом, как-то для себя намечали 5-10 лет работы. Когда нам в 2018 году исполнилось 10 лет, мы постарались определить свою работу на 3-5 лет. Вот сегодня мы живем в более краткосрочном периоде планирования. Поэтому для нас самое страшное — это, конечно, заматереть.
Об актуальных темах, которые затрагивает «Винзавод»:
– Я бы делила это до пандемии и после пандемии. То, что интересовало художников до пандемии, наверное, лет 6-7, это были темы экологии, гендера, антропоцена почти через одного, влияния человека, отрицательного влияния на жизнь и природу планеты и т. д. Сейчас художники больше ушли в традиционные практики, как ни странно: они исследуют историю, культуру. Вот это такой общий срез.
О том, как 24 февраля повлияло на жизнь «Винзавода»:
– У нас произошли большие изменения, потому что в прошлом году мы планировали отмечать свое 15-летие. Но в силу определенных причин мы решили отказаться от этой программы и запустили в прошлом году три проекта больших по поддержке художников и художественных сообществ. И мы и сегодня сохранили наш проект мастерских, это дополнительный проект к нашему проекту «Открытых студий», он немножко по-другому устроен: там художники просто получают мастерские и возможность работать на год. И мы сегодня размышляем о том, вообще-то чем должен заниматься «Винзавод» в ближайшее время.
О том, интересны ли российские художники за рубежом:
– Вы знаете, нет такого массового интереса к российскому искусству, потому что интерес к искусству — это в первую очередь интерес к стране и к тем процессам, которые там происходят, глобально если рассуждать. Но есть отдельные художники, которые находят возможность, силы в себе и возможность уехать за рубеж, находят контакты, институции. Кто-то уезжает и пробует себя через образовательные программы и гранты, кто-то — через работу с международными резиденциями, знакомится там с сообществом. Кого-то находят, как ни странно, в интернете и в ряде запрещенных социальных сетей. Поэтому сейчас с открытым интернетом, с открытым миром у художников больше возможностей. Но опять же, это скорее не система, это не какой-то общий интерес — это индивидуальный интерес, как интерес к тому или иному художественному высказыванию. То есть массового отъезда наших художников за рубеж, его как не было, так и нет последние 10-15 лет, и я не могу назвать прямо художников, кто, уехав, состоялся там как звезда мирового масштаба.
О том, почему большинство художников осталось в России после 24 февраля:
– Этого не случилось, потому что нет такого массового процесса. А нет массового процесса в силу разных причин: элементарно многие не знают другого языка, кроме как русского, поэтому коммуникация осложняется; нет возможности, ресурсов и средств; нет документов, которые позволят людям находиться там дольше, чем это разрешено. Поэтому очень много, как выяснилось, ограничений, которые не дают возможность художникам массово куда-то уезжать. Ну и потом, вы знаете, как ни странно, многие хотят и остаются работать здесь, потому что они все равно эмоционально привязаны к своей стране, к своим корням, к своим родителям и близким, которые остаются здесь.
О посетителях «Винзавода»:
– Мы делали большое исследование про нашу аудиторию как раз к нашему 10-летию, к 2018 году, и тогда с удивлением поняли, что за эти 10 лет сменилось не одно поколение, а, наверное, три или четыре раза. Вот как раз к тому моменту, 2018-й, 2019-й, 2020-й год допандемийный, очень омолодилась аудитория, потому что выросло целое поколение, для которого современное искусство стало естественным стилем жизни: его стало много, оно стало доступным, появилось много городских площадок, много музеев стали работать с современным искусством. Его перестали бояться, и поэтому ребята молодые, 14-16 лет, много приходили.
– Сейчас эта аудитория тоже осталась, но мы видим, наверное, в т. ч. аудиторию чуть более осознанную, уже знающую, за чем они приходят, которая приходит не только первый раз познакомиться с тем, что такое современное искусство, осознанно понимая, на какую выставку и зачем они идут.
О том, почему искусство в России перестало быть провокационным:
– Мы когда начинали в 2005-2006-х гг., вот те самые «лихие нулевые», про которые вы уже говорили, когда было можно всё и не было никаких абсолютно границ, все только начинали об этом думать, исследовать, вообще с этим как-то знакомиться, конечно, во многом современное искусство и то, что происходило, происходило в очень провокативном поле. За эти 15 лет, наверное, появилось большое количество художников, наверное, это бо́льшую часть тех, кто работает сегодня в современном искусстве, составляет, у кого нет задачи провоцировать аудиторию, у кого есть задача о чем-то говорить, размышлять, рассуждать, взаимодействовать с аудиторией, искать свой язык, и этот язык не всегда выражен в провокативных формах.
– Ну что, танки рисовать или что? Кому это будет интересно? Это же вопрос того, как художники, что они переживают в этот момент.. Поэтому я думаю, что это вопрос не про фактические события, а про размышления и отражение тех чувств и эмоций, которые люди испытывают. Пройдет какое-то время, и мы увидим размышления на эту тему. То, что сейчас, как раз это не будет актуальным.
О международных галереях в России:
– А где они, эти иностранцы? Никто не представляет здесь иностранцев. У нас нет ни одной международной галереи и не было до 2022 года. У нас, как мы понимаем, нет международных больших аукционов, т. е. были представительства (и, по-моему, сохранились) Sotheby’s и Christie’s. Но так или иначе этого очень мало для развития и полноценного существования рынка. Потому что на рынке же должны быть разные предложения.
– И кстати, благодаря в т. ч. и нашей работе и появлению большого количества новых имен в искусстве галереи начали работать с художниками, поэтому сейчас мы можем увидеть предложения работ на 50+ тысяч евро, появилось огромное количество фантастически талантливых художников, которые растут, и ты можешь наблюдать за ним на протяжении 2-5 лет благодаря ярмаркам Cosmoscow и blazar, которые идут, благодаря галереям и работе галерей по продюсированию художников.
О том, как на «Винзаводе» относятся к NFT-искусству:
– Вы знаете, лично я в это не верю. И, когда начался этот бум несколько лет назад, мы постарались погрузиться в эту тему, изучить ее, и я могу сказать: это, наверное, важная, интересная тенденция, через которую должно пройти искусство. Но нам пока не очень понятна эта субстанция.
– С моей точки зрения, там нет правил, нет никаких критериев, а в искусстве все-таки какие-то критерии, что хорошо, что плохо, должны присутствовать. Туда приходят люди, которые художниками не являются и могут продавать свои работы на уровне с состоявшимися художниками. Вот до тех пор, пока эти правила не будут определены, искусство в этом направлении развиваться сильно не будет и переходить туда не будет.
– Там появились свои звезды, которые по своим правилам продаются, получают коллекционеров, фантастические продажи, невероятные цифры для обычного рынка, для российского арт-рынка тем более. Но мало кто решается сегодня вот из тех людей, которых я знаю, в это серьезно вложиться. То есть если это быстрый заработок, если это про заработок, это скорее про «купил-продал», «поверил не поверил», да, это скорее финансовый инструмент, чем вера и развитие искусства в этом формате и в этой технологии.
О возвращении художников к традиционным практикам:
– То, что меня очень удивляет, — это возвращение к традиционным практикам. Это, возможно, связано как раз, мы с вами уже об этом говорили, с рефлексией на те процессы и нежеланием или невозможностью как раз работать с новыми технологиями, потому что сейчас для многих художников важнее отрефлексировать то, что с ними происходит, и с тем, где лежит суть этого проблемного поля. Поэтому очень много стали работать с живописью, с вязанием, с плетением, с тканями, с вышиванием. Абсолютно, это очень интересный процесс, он очень активно происходит.
О продвижении новых деятелей искусства на «Винзаводе»:
– Мы какое-то время назад для себя выбрали поддержку новых имен, и помощь новым именам, это и художники, и критики, и кураторы, в том, чтобы делать свои первые, вторые, третьи профессиональные шаги. То есть, по сути, «Винзавод» — это такой профессиональный лифт в профессию. В общем, все наши проекты сделаны так, что мы видим большой срез, потому что все проекты реализуются через открытую систему заявок и открытую систему кодов и входа в искусство и экспертизу, которая оценивает это и уже отбирает.
