В издательстве «АСТ» вышел роман питерского писателя Саши Кругосветова «Счастье Кандида», действие которого происходит в альтернативном Петербурге, куда возвращается герой без определенного места жительства Кент. Книга вошла в лонг-лист престижной литературной премии «Национальный бестселлер».
В свое время Георгий Адамович придумал литературному направлению название – «парижская нота». Это направление имело отчетливые петербургские корни:
Тысяча пройдет, не повторится,
Не вернется это никогда.
На земле была одна столица,
Все другие – просто города.
Однажды мы с моим питерским приятелем, чье имя прямо-таки омоним знаменитой поэтессы, которая жила на Фонтанке, пили на кладбище и рассуждали на тему «петербургской ноты»…
Мы пили коньяк, и мой приятель, который живет в Питере, сказал, что никакой «ноты» не существует. А я, родившийся в Питере, но уже окончательно и бесповоротно омосквиченный, возразил ему, мол, есть «нота», но питерская литература страдает излишним герметизмом.
Поэтому понять и услышать «ноту» очень сложно.
Поскольку кончился коньяк, а метро закрыли, мы пошли ночевать к писателю, который жил неподалеку. У него в квартире не было ничего, потому что только ушла жена. Поэтому ночевка напоминала полет в космос без ракеты и скафандра.
«Нота» есть безусловно, пронзительная, депрессивная, щемящая, но очень энергичная.
Этим питерским сплином и пронизан роман Саши Кругосветова «Счастье Кандида».
Евгений Попов сравнил «Кандида» с «Пеной дней» Виана. Но я бы поспорил. Кругосветову, во всяком случае, в этом романе не свойственен эстетизм. Его роман анти-эстетичен. Хотя, конечно, Жан-Соль Партр напоминает Плезневича, за которым проклевывается великий и ужасный Пелевин со своей Пустотой.
Но сути это не меняет. Поскольку «Кандид» – это не роман, а полет в открытый космос питерской, интеллектуальной жизни, которая соткана из сленга, круговорота предметов, названий, философем, любви, тумана и ветра, который, как у Гоголя, налетает на читателя сразу с четырех сторон.
А вот, кстати, и Гоголь с «Носом»:
«В противном случае чиновники пригрозили вызвать наиболее коррупционно емкое Министерство НОС, Министерство по необъяснимым ситуациям, тогда магазин остался бы с НОС-ом, и это обошлось бы ему в изрядную копеечку».
С «Кандидом», как и с Питером надо сжиться. И мне в этом отношении легче всего.
Я помню это время, когда рельсы на Чкаловском проспекте на Петроградке стояли дыбом, бандиты были голубями мира, Сайгон на углу Литейного и Невского доживал последние вольные деньки. Питер напоминал не город, а огород, вокзал, а бомж – единственный живой житель этого города.
Да, главный герой – Кент – бомж, только человек с такими именем и мог сосуществовать в той кислотно-промозглой среде, как ротан, которого мой дядя ловил для своего кота Шурика в Финском заливе. Более там ничего не водилось. А ротан водился.
Кент – это современный Кандид, брошенный без парашюта в безвременье с приказом «выжить».
Как и положено хиромантам, эзотерикам, алхимикам и шарлатанам, конечно, Саша пробует зашифровать все эти знаковые для Питера имена и названия, чтобы, наверное, замести следы за буквализмом: Большой Дуркер, Плезневич, Франфырк-на-Майдане, Мошкарово, Валерьян Валерьянович Метрополитов и т.д.
Но все напрасно. Валерьян Валерьянович узнает себя, если не дурак. А в Мошкарово, как раз сейчас и обитает мой приятель, с которым мы пили коньяк на кладбище. Причем, в той самой “будке”, которая по соседству с Метрополитовой!
Впрочем, и Кирочная, и Кавалергардская, и другие реальные субъекты и объекты играют сами себя.
Друзья мои, в Питере надо родиться, чтобы сказать всей этой братве, Кенту, Шародею и даже Милфе: мы с тобой одной крови, ты и я!
А все остальные, другие города и люди, лишние на этом празднике, пиршестве литературного карнавала.
Напомню, что роман «Кандид или оптимизм» Вольтера был в свое время запрещен во Франции под предлогом крайней непристойности. И стал бестселлером.
Не думаю, что роман Кругосветова ждет эта же участь. Только потому что читающая публика уже не равна той – самой в мире читающей. У нас не привыкли вчитываться. Если читатель задержался более десяти минут над книгой он – либо уснул или умер, в лучшем случае – сошел с ума. Я нисколько не испытываю вольтеровского оптимизма по отношению к нашей дурке.
Кстати сказать, «Большой Дуркер» и Плезневич сыграли здесь немаловажную роль. Они отучили читать современный роман или, скажем так, отлучили от него интеллектуальную прослойку читателя. А Кругосветова надо не просто читать, а вчитываться, если вам не повезло родиться в этом узком, напоминающем пенал, пространстве.
– Хочу влюбиться. Хочу любиться, юбиться, биться, иться, ться, ся, Я! А если наоборот? Хочу ясьтибюлв, ясьтибюл, ясьтибю, ясьтиб, ясьти, ясьт, ясь, Я! Все это про меня: хочу любить и быть любимым!
Жанр романа – авантюрно-эротический. И автор мастерски, как подлинный постмодернист, обыгрывает сюжет, оставляя нас с гоголевским носом. Он, словно издевается не только над Питером, но и над наивностью читателя, который принял весь этот сюжет за чистую монету!
Обряд венчания главного героя скорее напоминает бал у сатаны в «Мастере и Маргарите». Я бы даже рискнул заметить, что это – пародия на Булгакова!
В финале романа, как в фильме 1939 года «Золотой ключик», главные герои романа улетают.
И в этом тоже загадочный символ «петербургской ноты». Ее неистребимый и щемящий звук и смысл.
Счастливого плаванья «Счастью Кандида»!
Игорь МИХАЙЛОВ
