Музей современного искусства Эрарта представляет выставку петербургского фотографа Матушки Медоуз, работы которой приоткрывают дверь в параллельные и мрачные миры.
В своем творчестве современная российская художница и фотограф, известная как Матушка Медоуз, создает параллельные — и, как правило, довольно мрачные — миры. Представленные на выставке серии работ не только отражают интерес автора ко всему жутковатому и сверхъестественному, но и намечают ключевые для нее темы детства, игры и театральности. И хотя вновь и вновь возникающие в ее произведениях сквозные персонажи кажутся немного пугающими и нездешними, Матушка Медоуз не делает их откровенно зловещими.
Сложно отделаться от ощущения, что автор пытается подвергнуть деконструкции призму, сквозь которую мы воспринимаем наши детские воспоминания — в первую очередь ту их темную часть, которую мы годами стараемся вытеснить. Не случаен здесь и образ игрушки: именно эти скромные товарищи наших детских игр и верные спутники бессонных ночей обычно будят в нас самые яркие воспоминания.
Подобно тому, как стекла и зеркала способны искажать реальность, время так же становится своеобразным фильтром, преображающим наши детские воспоминания. Некоторые образы мы видим будто сквозь цветное стекло — более яркими, четкими, театральными. Другие предстают размытыми, загадочными и даже пугающими, словно бы намеренно вытесненными в самые темные уголки сознания.
Хотя авторская оптика и намекает на интерес к «темной» эстетике Dark Art, Матушке Медоуз все же удается смотреть на мир с детским изумлением, восторгом и добродушным юмором. В работе «Девочка и Пиноккио» юная героиня восхищенно рассматривает деревянную куклу. В каком-то смысле художника можно назвать темной ипостасью мастера Джеппетто: старый резчик по дереву создал деревянного мальчика, мечтавшего стать «настоящим», в то время как Матушка Медоуз рождает бесчисленных персонажей, не только подвергающих сомнению собственную реальность, но и порой заставляющих нас задуматься, реальны ли мы сами.
Согласно учению австрийского философа Людвига Витгенштейна, слова или предложения имеют значение, основанное только на «правилах» так называемой «языковой игры» (Sprachspiel), полностью укорененной в реальности, неотделимой от нее и задающей контекст коммуникации, облегчая тем самым взаимопонимание собеседников. Пытливый зритель может усмотреть в работах Матушки Медоуз и намек на философию искусства Эрнста Гомбриха: авторская картина реальности строится из отдельных схем или формул, чья функция подобна функции слов в вербальном представлении реальности. Однако вместо знаменитой «игрушечной лошадки» Гомбриха перед нами единорог — фантастическое создание, которое, существуя в реальности ребенка, присутствует и в нашей, ведь, принимая правила этой «языковой игры», все мы оказываемся в темной призме Матушки Медоуз.
