Ему посчастливилось играть в «старом» МХАТе с великими Ангелиной Степановой и Павлом Массальским, с Виктором Станицыным и Алексеем Грибовым. Много шума вызвали его актерские, режиссерские, сценарные работы в фильмах и спектаклях «На всякого мудреца довольно простоты» по пьесе А.Н. Островского, «Утоление жажды» по роману Ю. Трифонова, «Волоколамское шоссе» по роману А. Бека, «Военно-полевой роман» Петра Тодоровского. Сейчас он преподает актерское искусство молодому поколению. Вместе со своими учениками он создал в духе традиций классического МХАТа Театр–студию Всеволода Шиловского.
– Чем Вы, как представитель старшего поколения, можете быть интересны молодежи?
– Я не понимаю слово «возраст», потому что если ты, вульгарным языком выражаясь, несовременный человек, не ощущаешь время, это и есть признак старости. Я могу рассказать что-то новое для них, полезное.
Когда ругают молодежь, я злюсь. Я говорю: секундочку, а кто их воспитывает? Вы и государство, что вырастили, то и выросло. Дети смотрят ящик под названием телевизор с раннего детства. В современном телевидении нет выбора, не с чем сравнивать. Худшее называется лучшим. И, если бы мне хоть на пять суток дали власть, я бы людей, которые руководят ТВ, просеял.
Возьмем три — четыре программы, в которых собираются известные люди, ведущие получают за них большие деньги. Транслируют их в рабочее время, но кто эти программы смотрит? Кому они хоть что-то объясняют? Пенсионеры же не влияют на жизнь страны, как молодые. Значит, эти колоссальные народные деньги уходят в воздух.
– Что такое молодость?
– Это неверие, неприятие, если будешь притворяться — тебя пошлют, и будут правы, скажут, чего ты мне мозги порешь. А у меня с молодыми общаться получается. Я веду их за собой, они верят, стараются добиться результата и повторить то, что показываешь. Я понимаю, что в сегодняшнем дне я впереди них, они не умеют того, что умею я как режиссер, актер. Мне, ведь скоро 85 будет. Когда я преподаю четыре часа без перемены, они говорят, что устали, а я спрашиваю: что не тянете? Вот это отсутствие возраста и есть. Единственное, что ходить уже бывает трудно. А я все-таки бывший спортсмен.
– Чем занимались?
– Я ж дистрофик был. Сначала плавание, потом коньки, потом – борьба. Мои однокурсники меня называли «Иван Поддубный в таблетке». Их, больших, я ломал. Говорят, Севка, давай, я его – тут за руку, потом — под ногу – и он на полу.
– То, как относятся современные ученики к Вам, похоже на отношение к «старикам» в вашей юности?
– Нам казалось, что так долго не живут, они были для нас древние гении. Я когда пришел в конце 50-х во МХАТ, старикам было всего по 50 с лишним. Потом я их всех хоронил. Я играл с Грибовым «На дне». Он, старый, играл в полную силу – не оторваться. Они рассказывали потрясающие вещи про жизнь, про себя. Мой учитель Виктор Яковлевич Станицын рассказывал про дружбу с Булгаковым, которому жрать нечего было. Станицын взял Булгакова на роль Судьи в «Пиквикском клубе» Чарльза Диккенса. Михаил Афанасьевич так его играл, что от хохота Станиславского дрожали люстры.
– Вы дружили с Леонидом Енгибаровым. Что такое клоун?
– Эта профессия дана только избранным, потому что надо иметь громадную человеческую культуру интуиции, чтобы ощущать зрительный зал. Леня мог так подать свой номер, прочувствовать каждый свой жест, что часами держал зал, вызывая то слезы, то хохот.
В жизни это был человек настолько открытого сердца, что сгорел из-за этого. Как-то он пришел к министру культуры, который задал ему вопрос: вы такие деньги зарабатываете, куда они идут? Леня ответил – я плачу актерам нашей труппы, это же негосударственная организация. Он давал 5-6-7 спектаклей в день. Нас познакомил мой друг Олег Стриженов. Тоже интересная история.
– Расскажите.
– Наше общежитие было напротив МХАТа. Как то прибегает к нам в комнату Олег Стриженов и говорит, Сева, пойдем, я тебя познакомлю. Идем с Олегом к маленькому кафе «Артистик», тогда оно было дешевое, сейчас туда не войдешь. Подходим, стоит странная толпа, а рядом машина метров шесть длиной, вся разрисованная изображениями женщин. Олег расталкивает толпу, на земле около машины на тротуаре возле входа лежит человек с патлатыми черными волосами, в трико. Человек замечает Олега, вскакивает, они обнимаются. Стриженов говорит – Сева, это Ленечка Енгибаров. Они специально с Олегом сговорились, чтобы Леня представление устроил, чтобы меня удивить.
Это тоже необычно – талантливый человек, которому было все равно, где дарить людям радость. В отличие от этих современных идиотов, козыряющих своими якобы популярными лицами, чтобы на них обратили внимание. Настоящий художник не обращает внимания на славу. У современных так называемых знаменитостей, внутренней культуры нет. Вдруг громко начинают разговаривать, кричат. Я говорю, у вас со связками не все в порядке?
А у Стриженова, Авдюшко, Енгибарова была естественность, природа, предназначение. Они понимали, что тебя любят от того, что ты чего-то стоишь, добиваешься, тогда тебе аплодируют, пишут письма.
– Что такое чувство юмора? У вас оно есть?
– Если бы не было чувства юмора, я бы не ставил спектакли. И не играл бы в них.
– Это особое восприятие мира?
– Я не знаю. Меня настораживает, если у человека его нет, я боюсь с ним общаться.
– Что делать, чтобы востребовано было «серебряное поколение» в кино?
– Нужна индустрия кино. При Советской власти выпускали 300-400 фильмов в год, а на 6-7 лом был, тогда и получается «Чебурашка»,у которого были недосягаемые 22 миллиона зрителей. Нашлись талантливые создатели, которые увидели, в какие сердечки и как ударить, а в кино тогда приходили семьями. Я снимался у блистательных режиссеров разных поколений. А сейчас масса студий, которые выпускают макулатуру. Я за 21 день сделал «Миллион в брачной корзине», который посмотрели 35 миллионов зрителей. Сейчас объединили кинематограф с культурой. Это абсолютно разные департаменты.
– Разве кинематограф не культура?
– Повторяю, управлять кино должны специально обученные люди. Министр культуры, какой бы он ни был, не понимает специфику кино. В этой индустрии работают свои законы. Недавно ушел из жизни Вадим Абдрашитов. Сколько лет он сидел без денег и ничего не снимал, для него ходить, просить было неприемлемо.
Нужны Союз кинематографистов, Госкино, система управления. Искусство вещь простая, с неба спущена, ее нельзя потрогать на ощупь. Это годами и десятилетиями выращивалось в людях и людьми во ВГИКе, МХАТовской школе, «Щуке», «Щепке». А когда образование стоит два миллиона, как сейчас, таланты проходят мимо. Знаете сколько сейчас в Москве актерских школ? Где бездарные педагоги, получают колоссальные деньги и без всякой ответственности выпускают десятки несчастных людей, которые вообще никому не нужны. Пруд пруди, а талант – он штучный, требует особого подхода и ручной огранки.
Беседовала Кира МАГИД
