Съемочная группа продюсерского центра «ГАЛС» и НП «Социальные Инвестиции» продолжает работу над фильмом «Остров СахаЛон», о путешествии классика русской литературы Антона Чехова на острова Сахалин и Цейлон в 1890 году. Проект проводится при поддержке Президентского Фонда культурных инициатив (ПФКИ).

В сентябре съемочная группа побывала на Сахалине. А в начале ноября состоялась съемка ведущего фильма, народного артиста России Бориса Щербакова. Актер читает в фильме фрагменты из книги Чехова «Остров Сахалин».

– Борис Васильевич, что Вы узнали о поездке на Сахалин, читая записки Чехова? Чем стал для него Сахалин?

– Мне было безумно интересно, но скажу без лукавства, книгу я не читал. И мало кто читал, поэтому популяризация этой темы, очень важна. Я думаю, и людям интересно узнать, что значило в те времена проехать всю Россию в кибитке, по жуткой грязи. Когда он несколько раз падал из нее, чинил – это кошмар. Надо быть очень отчаянным и смелым человеком, чтобы пойти на это. Причем, абсолютно молодой человек, 30 лет от роду. В 30 лет сейчас многие еще не вышли из детского возраста, а в те времена взрослели гораздо раньше.

– Чем Чехов может быть интересен в наше время?

– Для меня Чехов современен и сейчас, потому что он классик. Хотите почитать настоящую хорошую русскую речь? Почувствовать расстановку слов, слог, ритм - читайте наших русских писателей - Толстова, Чехова, Гончарова, Достоевского. В некоторых школах на Западе отказались от Достоевского. Это безобразие. Наши великие писатели затрагивали вечные человеческие темы. И Чехов принадлежит именно к ним. Олег Ефремов ставил Чехова, он настолько любил его, он был фанатиком Станиславского и Чехова, это были его кумиры. Я имел счастье участвовать в этих пьесах.

– Первой пьесой, которую Чехов написал почти сразу после поездки на Сахалин, была «Чайка». Вам, ведь, довелось в ней играть.

– В «Чайке» я был Тригориным, меня ввели в спектакль, а Лопахиным ввели в «Вишневый сад». И я помню, как Олег Николаевич настаивал на том, чтобы актеры обязательно говорили именно так, как писал Чехов. Он говорил: «Послушайте, это же музыка. Все вы, моя труппа, в спектакле Чехова – оркестр». Стоит одно слово переставить, и все, как фальшивая нота в оркестре. Все очень следили за этим.

– Какую пьесу вы бы дали для изучения школьникам? Сейчас это «Вишневый сад».

– Я бы все пьесы дал! У него любая пьеса до конца не разгадана. Та же «Чайка».

– Поймут ли 17-летние, о чем она, та же «Чайка»?

– Пусть стремятся к пониманию! Может, не понимают, да и взрослые не все понимают,.. к счастью. Непонимание тянет к поиску, оно стимулирует к познанию.

– Что Вы лично понимали в Лопахине и Тригорине, когда играли их? Как Ефремов направлял Вас?

– Олега Николаевича почему-то не очень трогала роль Тригорина. Он мало уделял ей внимания. Как-то он спустя рукава к ней отнесся, потому что сам, видимо, не до конца понимал ее. А когда я пытался что-то свое внести, он говорил – «не надо, вот этого не надо». Очевидно, это разрушало бы ту целостность образа, которую видел Ефремов, а ему была важна Нина, в основном.

Насколько я помню, у Чехова был современник, который был тогда очень популярным писателем, очень много печатался в то время, я не помню, к сожалению, его фамилию. И Чехов выписал в Тригорине его. [Игнатий Николаевич Потапенко прим. редактора] Чехов мучился, будут ли его читать, будут ли его ставить через 100-200 лет. Так вот, тот писатель не мучился этим. Его и забыли. Антона Павловича помнят. Надо мучиться своим творчеством, никогда не быть им довольным.

– Чем «Остров Сахалин» может быть интересен современным людям? Была там каторга, ну и ладно.

– Вот вы говорите, была каторга, и была. А какая каторга?! В чем суть этой каторги? Вот текст, который я недавно читал для фильма. Всего восемь человек были прикованы к тачкам. Эти тачки были как обуза, чтобы эти люди не сбежали никуда. Для меня - это открытие. На этих тачках ничего не возили. Если к тачке человек прикован - он должен что-то возить, тяжелые камни, например. Это должен был быть тяжелый каторжный труд. А оказалось, что это просто тяжкая обуза.

– Чехов стал писать настоящие, глубокие пьесы именно после Сахалина, Вы согласны?

– Мы однажды были в Ясной Поляне, где Лев Николаевич жил и писал. И нам показали место, где Чехов ночевал, когда приезжал в гости, кушеточку, на которой он спал. И в разговорах с Антоном Павловичем Лев Николаевич говорил – он очень не любил пьес Чехова – «Антоша, не пишите вы. Они у вас хуже, чем у Шекспира. А Шекспир вообще не умел писать пьесы». Казалось бы, Лев Николаевич обязан был понять Чехова, ан нет, не понимал. Это та загадка, которую не могут разгадать до сих пор. Я не видел, например, той «Чайки», которая до конца понятна людям, лично мне.

– Почему «Чайку» Чехов назвал комедией, как Вам кажется?

– Антон Павлович считал, что жизнь – это вообще комедия. (смеется). Вот поэтому она, кстати, и провалилась первый раз в Санкт-Петербурге. Все шли на комедию. Написано же – «комедия». Ну, сейчас посмеемся – и посмеялись.

По моему, Суворин, его издатель, когда разговаривал с Чеховым, все время говорил ему – «у тебя нет конца, нет финала». Где-то за стеной человек стреляется. Он на сцене должен застрелиться, чтобы зритель видел. Чехов все время ставил многоточие, какая то недосказанность во всем была. Практически в любом рассказе у него многоточие. Дальше – додумывайте сами. В том и сила его, человек прочитал рассказ и начинает фантазировать. Чехов заставляет думать.

– В книге «Остров Сахалин» Чехов не давал оценок, становился далеким, можно сказать, холодным. Чего он этим добивался?

– Может быть, чтобы люди поехали и посмотрели сами, своими глазами. Не обязательно таким же способом, как он. Но как он возвращался с Сахалина! Он же сделал почти кругосветное путешествие! Он себя отблагодарил за эту поездку на остров каторги. (смеется). Наградил себя поездкой на Цейлон.

Беседовала Кира МАГИД