«Риголетто» и «Бал-маскарад» разделяют, согласно хронологии творчества Верди, чуть менее десяти лет, но они — несомненные «родственники». «Бал-маскарад» среди любителей оперы имеет неформальное прозвище «второго «Риголетто»». И родство это косвенно признавал и сам автор. «Меня называют автором «Риголетто» и «Бала-маскарада», но почему при этом не вспоминают «Дона Карлоса», более мелодичного, чем две предыдущие партитуры?».
Словом, в афише проводимого при содействии Министерства культуры и Президентского фонда культурных инициатив VII фестиваля «Видеть музыку» эти две романтические музыкальные драмы совсем не случайно были сыграны двумя театрами с берегов Волги в течение двух дней и на одной Новой сцене Большого театра.
«Риголетто» показал один из самых молодых оперных театров России — Астраханский. Выходя из театра, не раз и не два услышал восхищённые реплики зрителей: «Какой красивый спектакль!». Пусть так. Но Борис Александрович Покровский, корифей отечественной оперной режиссуры, не раз повторял, что если зритель говорит именно о красивом спектакле, то спектакль этот, очень мягко говоря, не из самых лучших.
И вместе с тем, уважаемый мэтр говорил это в те довольно уже давние времена, когда Опера (именно в таком написании) благодаря мало что смыслящим в музыкальной драматургии шарлатанам, невесть почему возомнивших себя режиссёрами, ещё не переселилась из пространств, которое ей отвели её творцы, во всевозможные задние и проходные дворы, бомжатники, наркопритоны, помойки, бордели и прочие места в том же роде.
Но, что бы там ни говорить и ни рассуждать, некоторые основания для подобных зрительских восторгов поставленный Михаилом Панджавидзе астраханский спектакль даёт. Ещё бы! Все атрибуты и символы настоящей романтической драмы налицо. Роскошные костюмы в стилистике Ренессанса. Луна — аж на полнеба. Мерцающий свет факелов. Спарфучиле, подплывающий к Риголетто на чём-то очень похожем и на гондолу, и на ладью Харона. Старинные палаццо. Художник Гарри Гуммель из Германии явно намекает на Serenissim y, Венецию. Но — не факт: в Мантуе, где происходит действие «Риголетто», тоже предостаточно водных пространств для всевозможных приключений…
Впрочем, чары рассеиваются быстро. Спору нет: очень впечатляют похитители, подплывающие к дому Риголетто с факелами и опять-таки на лодках. Но отчего из знаменитого хора «Zutti, zutti…» сквозь плотную оркестровую пелену до зрителя долетают лишь отдельные слова?
С главными исполнителями — и вовсе беда. В лучшую сторону выделялся лишь Риголетто Сергея Тараненко: при очевидных вокальных изъянах актёрская трактовка его Риголетто запоминается: его шут, как говорится — «сам с усам». Совсем не грустный, третируемый всеми старец (довольно обычная трактовка этой роли), а человек сравнительно молодой, пылкий, очень норовистый, ершистый, местами просто грубый (не сказать бы хамовитый) и явно вымещающий накипевшее в душе за день зло на собственной дочери.
Яна Павлова идеально подходит — но только внешне! — для роли Джильды. Невеликий рост, точёная фигурка, светлые волосы, очаровательное личико. Ни с виртуознейшей арией, ни с партией в целом она попросту не справляется.
А Алексей Микутель в роли (вернее — в партии) герцога Мантуанского… Только одна деталь: впервые мне довелось услышать Герцога, после супершлягера всех времён и народов La donna e mobile не получившего ни единого (!) хлопка. Вполне по заслугам.
Конечно, и труппа, и опыт — дело наживное, чего по молодости не бывает… Но молодому театру не худо бы почаще вспоминать, что котёл язЫков и языкОв Астрахань — родина Валерии Барсовой, Марии Максаковой и Тамары Милашкиной. Не последних, скажем так, персон в истории отечественной оперы…
На совсем иной музыкальный уровень перенесла своим «Балом-маскарадом» (музыкальный руководитель — Евгений Хохлов) самарская «Шостакович опера». И в премьере, и в московском спектакле были заняты певцы, хорошо известные далеко за пределами России — Владислав Сулимский из Мариинского театра и Иван Гынгазов из «Геликон-оперы» (чей «Бал-маскарад» отчего-то не единожды вспоминался на самарском спектакле).
Оба, что называется, держали марку — Гынгазову можно поставить в частичный упрёк разве что чрезмерное увлечение динамической градацией forte, а Сулимскому — чересчур вольное местами обращение с нотным текстом Верди. Ничуть не портила общей музыкальной картины спектакля и Амелия Татьяны Лариной.
Но создавалось иногда впечатление, что певцам приходилось преодолевать не только вокальные трудности их партий, но и специфику — скажем так — постановки Филиппа Разенкова. То, что Ричард превращён постановщиком в некоего авторитарного диктатора, а его приближённые, в том числе и Ренато, — в туповатых служак, ещё полбеды.
Но вот, скажем, второй акт. Редкостный по красоте и драматизму дуэт Амелии и Ричарда. Так нет же, в отношения и без того страдающих героев активно вмешивается некто третий, отсутствующий в партитуре Верди. А именно — некий карлик, обозначаемый в программке как alter ego Ричарда. Это самое ego почему-то всё время суетится, снуёт у певцов под ногами, норовя то одному, то другому всучить прямо в руки увесистый булыжник, символизирующий, вероятно, их душевные терзания.
Никакого объяснения появлению сего странного персонажа зрителю не даётся. Равно как и причин превращения прелестного пажа Оскара в весьма вульгарную по манерам особу женского пола. Хотя симпатичный паж-адъютант в милитаризированной среде данного спектакля был, бы возможно, более уместен.
Впрочем, музыка Верди без остатка смывала, смывает и ещё смоет ещё и не такую накипь.
А при размышлениях о двух спектаклях в целом почему-то совсем напрасно вспоминается гоголевская Агафья Тихоновна. Помните? Вот «если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича…» Если бы к стильности астраханского «Риголетто» да добавить вокальный уровень самарского «Бала-маскарада», то…
Но о том, что из этого с получилось бы, судить зрителю. Мы же, как советовал поэт, «скажем спасибо и этой судьбе». Вернее, судьбам.
Георгий ОСИПОВ,
Фото — Елена ЛАПИНА
