Большой театр на Камерной сцене имени Б. А. Покровского представил премьеру шедевра бельканто, оперу Гаэтано Доницетти «Линда ди Шамуни». В качестве режиссера был приглашен многократный обладатель «Золотой маски» Роман Феодори, зарекомендовавший себя в драматическом театре и в мюзикле. Новая постановка – дебют режиссера в Большом, который был осуществлен в соавторстве с дирижером Антоном Гришаниным и художником Даниилом Ахмедовым. В создании спектакля также приняли участие режиссер по пластике Татьяна Баганова и художник по свету Андрей Абрамов.
Линда — Екатерина Ферзба, артисты мимического ансамбля Большого театра
Более полутора веков назад, когда «Линда ди Шамуни» была впервые поставлена в венском театре (1842), она имела большой успех у публики. Затем эта опера завоевала многие мировые сцены. В России, будучи представленной сначала итальянской труппой, а позже освоенная и русскими артистами, она появлялась на сценах от Одессы до Петербурга. Только в Большом театре в XIX столетии было сделано три ее постановки. Сегодня «Линду ди Шамуни» гораздо реже можно увидеть на оперных площадках. И новый спектакль в Большом – событие уже потому, что московский слушатель может познакомиться с незаслуженно забытым шедевром Гаэтано Доницетти.
Антон Гришанин, считающий это сочинение образцовым для своей эпохи, возродил его стилистически верно и эмоционально проникновенно. Поставив цель «удержать внимание публики и рассказать историю так, чтобы переживания героев нашли отклик у современного зрителя», он создал музыкальное полотно изысканное и рафинированное, в котором слышны тончайшие оттенки, свойственные искусству итальянского «красивого пения». Оркестр и солисты с точностью передают поэтичные настроения мелодраматической пасторали, в которой главная героиня Линда из альпийской деревни Шамуни нежно и трепетно раскрывает любовные чувства крестьянки, полюбившей Шарля, скрывающего свое высокое социальное происхождение.
Деликатная и хрупкая Екатерина Ферзба в роли Линды – безусловный центр этой постановки, вокруг которого выстраивается драматургическая канва музыкальной истории. Пылающий к ней столь же трепетными чувствами Шарль в исполнении Валерия Макарова составил ей достойную музыкально-сценическую пару. Ансамбль главных персонажей дополнили отец (Алексей Смирнов) и мать (Ирина Березина) Линды, а также ее подруга, сирота Пьеротта (Ольга Дейнека-Бостон) и антигерой Маркиз де Буафлери (Алексей Прокопьев). Артисты, превосходно освоившие труднейшую партитуру, показали высокий вокальный уровень, несмотря на то что по режиссерским задумкам петь приходилось и лежа, и едва ли не в акробатически позах.
Линда — Екатерина Ферзба, Пьеротта — Ольга Дейнека-Бостон
У Романа Феодори возникло свое видение сюжета из далекой эпохи – столь далекой, что она представилась ему неким «пыльным музеем оперы», который он и воспроизвел на сцене, заполнив ее вместе с художником Даниилом Ахмедовым упавшей старинной люстрой, сбившейся бархатной портьерой и связанным манекеном в красном мешке. Последний, как и сцены насилия, периодически возникающие в режиссерском действе, видимо должен доносить зрителю мысль о «жутком, безапелляционном мире», внутри которого находится «девушка, мнения которой никто не спрашивает». Именно так видится Роману Феодори канва этой социальной мелодрамы, заканчивающейся вполне положительно по замыслу композитора. И несмотря на то, что режиссеру представляется невозможным даже приблизиться к далекой доницеттиевской Линде, ассоциирующейся у него с самой оперой бельканто, он предпринимает не вполне удачную попытку сделать из нее «выразительную, многослойную героиню с хорошим воображением, которое позволяет ей сбежать от действительности в мир грёз». Символом такого «сбегания» становится картина с пасторальным пейзажем, перемещающаяся с задника сцены в первом акте в раму во втором, где режиссерская фантазия помещает Линду в современный интерьер с разноцветными галогеновыми лампами и зеркалами, олицетворяющий чуждый для нее Париж. Здесь только старинные кресло и стол, замурованные в пластик, напоминают о «пыльном музее оперы». А сама Линда превращается в куклу-марионетку в юбке-абажуре, парике-колпаке и ботфортах. Вернее, в марионеток, потому что Линды, как и Шарли, в этом акте размножаются – прием, становящийся уже привычным в концептуальной режиссуре и используемый всякий раз, когда надо заполнить сценическое пространство каким-то движением, пока длятся долгие арии, с которыми драматическим режиссерам, пришедшим в оперу, не всегда понятно, что делать. Такова режиссерская «реальность» во втором акте, в финале которого сошедшая с ума Линда оказывается погребена под диваном. Этой реальности противостоит сценическое пространство третьего акта, вновь возвращающее в пасторальную идиллию, где можно наблюдать уже две картины – сценографическую и обычную, в раме, – и две Линды – кукольную и реальную, убегающих вместе в мир грез…
Линда — Екатерина Ферзба, Маркиз де Буафлери — Алексей Прокопьев
Так, концептуальная попытка сделать из живой и трогательной девушки-крестьянки марионетку со сложным внутренним миром вошла в противоречие с режиссерским представлением о ее музейном образе, который, похоже, так и остался для него неразгаданным… Ясности в эту концепцию не внесли и многочисленные эротические па в современной угловатой пластике, эклектично смешавшей движения от брейкданса до польки – они исполняются артистами миманса, которые почти все время заполняют сцену, внося разнообразные смысловые контрапункты в основной сюжет.
В общем, в изобретательности создателям сценической части спектакля не откажешь: движения много, и оно затейливо, но, к сожалению, часто перпендикулярно музыке, а потому отвлекает от нее. И несмотря на то, что «пыльный музей оперы» представляется авторам спектакля искусственным миром, куда можно сбежать от жестокой реальности, блестящая и абсолютно живая музыка Доницетти под управлением Антона Гришанина – это то, ради чего стоит сходить в театр.
Евгения АРТЁМОВА,
Фото – Павле РЫЧКОВ, предоставлено пресс-службой Большого театра
