С декабря 2020 года в театре МХАТ им. М. Горького идет премьера спектакля художественного руководителя театра Эдуарда Боякова «Лавр» по одноименному бестселлеру Евгения Водолазкина. По словам автора, «Лавр», написанный в жанре жития-фэнтези, – попытка вывести на авансцену «положительно прекрасного человека», а режиссер считает книгу главным религиозным романом ХХI века. Спектакль, как гласит пресс-релиз, рассказывает «о нас, неизвестных», способных преодолеть духовный кризис и вернуться на путь веры и благочестия. Христианское покаяние как лейтмотив действа – явление на театральной сцене необычное. Кинематографу повезло больше: там уже есть «Остров» 2006 года, «Монах и бес» 2016.
Несмотря на светский характер Московского художественного театра, религиозная тема возникала и здесь, колеблясь между ангельским и дьявольским полюсами (вспомним «Жизнь человека» и «Анатэму» Леонида Андреева, «Братьев Карамазовых» Федора Достоевского или «Аввакума» Владимира Малягина). Однако ближайшим пращуром «Лавра» видится сказочная феерия Мориса Метерлинка «Синяя птица», оптимистично завершившая в 1908 году эпоху сумеречного декаданса. Спектакль не только вывел из творческого кризиса театр и оздоровил столичное общество, но и дожил, до наших дней (последняя реконструкция спектакля состоялась во МХАТ им. М. Горького в ноябре 2019 года).
«Синяя птица». Сцена из спектакля. 2019 год
«Лавр». Сцена из спектакля. 2020 год
«Синяя птица». Фея Берилюна – М. Германова. Фото К. Фишера. Из фондов Музея МХАТ. 1908 год
И «Лавр», и Синяя птица» – истории о неканоническом пути святости, стяжании Божьей Благодати. Разница – лишь в эпохах. На рубеже ХIХ-ХХ веков христианская традиция была прочно укоренена, но ее ритуалы сковывали, по мнению тогдашней интеллигенции, личный духовный поиск. «Синяя птица» неожиданно вручила главные вопросы бытия детской фантазии, оставив «за кадром» младенца Христа, не принесшего Тильтилю и Митиль рождественских подарков. И вот, по велению Феи, из лампы возникает Душа Света, напоминающая то ли королеву, то ли Святую Деву, и под ее предводительством души детей, а с ними души Огня, Воды, Молока, Сахара, Хлеба, Кота и Пса устремляются за птицей счастья.
Напротив, в эпоху постмодерна традиция – лишь миф, и «Лавр» с его обращением к средневековой архаике и вероучительной дидактике, можно считать попыткой «катехизации» публики, используя приемы игры, постмодернистской деконструкции.
Соответственно, Метерлинк отличается от Водолазкина как поэт от геймера, философ от коуча. Различие эпох сквозит в режиссерских мотивациях. «Нам необходимо передать непередаваемое», – говорил К. Станиславский актерам. «Нам нужно что-то из категории «невозможного» – слова Э. Боякова, для которого нравственный посыл важнее мистики, а актуальность темы дороже эстетики. «Лавр» с его подчеркнутой натуралистичностью (вплоть до запахов), фокусом на грехе прелюбодейства выглядит повзрослевшей версией многомерной и целомудренной «Синей птицы». Но обе сказки – «жития» о христианском подвиге любви и самоотречения.
«Синяя птица». Сцена из спектакля. 2019 год
«Лавр». Сцена из спектакля. 2020 год
«Синяя птица». Душа Света – В. Барановская. Фото К. Фишера. Из фондов Музея МХАТ. 1908 год
Житие «Синей птицы» происходит во сне, который длится всего одну ночь, хотя дети думают, что год, но стоит он целой жизни. Житие «Лавра» свершается наяву, но оба жития – о бодрствовании в духе. И оба начинаются с языческого волшебства: «Не у вас ли трава, что поет, и вся синяя птица?» – спрашивает детей появившаяся в доме Фея в первые минуты знакомства. В «Лавре» судьба героя – мальчика Арсения тоже начинается волшебным, райским, «поющим» сном. Из сна материализуется настоящий серый волк – друг и наставник, а в «Синей птице» одно время дух Кота появлялся взамен живой кошки.
Чудеса в «Синей птице» «ветхозаветны»: они непредсказуемы и чреваты новым опытом, а в «Лавре» чудеса пронизаны пророчествами и назиданиями. В центре «Синей птицы» — Человек, в центре «Лавра» — христианин. Однако у обоих героев есть провиденциальные наставники.
Роль Феи Берилюны (берилл – сапфир, бриллиант – философский камень, владыка Света) исполняет в «Лавре» дед Христофор-знахарь и мумификатор, аватар египетского Анубиса и славянского Волка, ипостась святого-псеглавца. Его сменяют старцы Никандр, затем Иннокентий. Ведут диалог имена главных героев: Тильтиль восходит к Теодорику, «властелину рода», «Божьему дару» (и здесь пес Тило – его «варварская» пародия).
Арсений же, в переводе с греческого – «муж», принятое им имя Амвросий означает «неумирающий». Перекликаются и названия пьес: «Синяя птица» – бесконечная глубина святости, а «Лавр» – триумф ее вечности.
Оба героя — целители. Тильтиль вручает Синюю птицу больной девочке, обездвиженной
отсутствием Счастья, та бегает и смеется, а Арсений искупает грех убийства Устины врачеванием больных и принятием младенца у девушки Анастасии. «Твое только то, что ты отдал другим» — один урок на две сказки.
Обе сказки – о переселении душ и путешествии по спирали, сквозь время и пространство. Арсений-Устин-Амвросий-Лавр странствует по Руси и Палестине – врачует, юродствует, паломничает, схимничает, а возвратившись домой, совершает главный подвиг, после которого отмоленная душа Устины, умершей без причастия, возносится к Небесам. Души Тильтиля и Митиль, а с ними души предметов и стихий пускаются в путь за Синей птицей, а возвратившись, обнаруживают дома, в клетке синюю горлицу.
Для обоих героев внешние приключения – лишь прелюдия открытия пути внутреннего. В полной версии «Синей птицы» путешествия по царствам обнажает эзотерическую матрицу миражей: птица из Страны Воспоминаний становится черной, птица из лазоревого Царства Будущего — розовой, птицы из Царства Ночи умирают от солнечного света, а птица из волшебного Леса сидит слишком высоко. В «Лавре» похожая матрица заявлена в самой декорации — подвижной модульной лифтовой конструкции: по горизонтали – приключения, по вертикали – вознесения, Иерусалим обнажает золотую крестообразную решетку.
В. Егоров. «Синяя птица». Эскиз. 1908 год
«Лавр». Сцена из спектакля. 2020 год
«Синяя птица». Время – Н. Знаменский. Фото К. Фишера. Из фондов Музея МХАТ. 1908 год
Путешествуя по мирам, оба героя заходят в отчаянный тупик, теряя направление. «Может быть, Синей птицы совсем нет или… она теряет цвет, когда её сажают в клетку?» — спрашивает Душа Света. «Христос и есть общее направление», наставляет Арсения старец Иннокентий. И советует «не увлекаться горизонтальным движением паче меры», а «увлекаться движением вертикальным».
Это движение и есть бодроствование духа, побеждающее смерть. На старой сцене, в Камергерском, рядом с кроватками детей были вырезаны люки, откуда появлялись актеры-двойники и занимали место сбежавших детских душ. Физический сон, физическое тело в сказке подобно смерти: умрут, вернувшись в свои тела, души-спутники Тильтиля и Митиль, а во Дворце Ночи их встретят спящие Сон и Смерть – им нет места среди тех, кто видит скрытое. Зато, попав в Страну Воспоминаний дети радостно общаются с умершими Бабушкой и Дедушкой, о которых лишь вспомнишь – они оживают. Жаль, что специальные фонари-хромотропы добыть не удалось, и зрители «Синей птицы» так и не увидели сцену «На кладбище», где из могил в полночь вырастают дивные цветы, свидетельствуя, что смерти нет!
Герой «Лавра» тоже свободно общается с душой усопшей Устины, приняв ее имя и часть души, странствует, прозревает «свою» любовную коллизию в 70-х годах ХХ века. По сравнению с веком XV она мелка, и лишь любовь вечна. С еще большим отвращением «Лавр» отвергает тело, смешивая его греховный запах с запахом тлена, человеческого эго. «Мы заперты во времени из-за слабости нашей», — говорит Арсению друг Амброджо.
Любопытно, что такой же тюрьмой представляется Тильтилю и Митиль лазоревое Царство Будущего, где во власти циничного Времени томятся неродившиеся души.
Главная задача героев обеих сказок – успеть исполнить высшую миссию, их главная черта – аскеза и воля. В Царстве Ночи, без поддержки Света, Тильтиль смело открывает одну за другой страшные двери. А Арсений-Амвросий, лишенный дара целительства, решается-таки принять роды. Оба героя – рыцари прекрасных дам — нежной Митиль, Внучки феи, странно похожей на Душу Света, рыжекудрой Устины, Ксении, Александры, Анастасии. В роли Митиль Алиса Коонен была неотразима и ангельски эротична, ей удавалось изобразить детский смех во сне. Героиня Алисы Гребенщиковой более схематична, комиксова, сексапильна. Но рыцарская линия ухватывается и одобряется зрителем мгновенно.
«Синяя птица». Сцена из спектакля. 2019 год
«Синяя птица». Пес – А. Удалов. 2019 год
«Лавр». Сцена из спектакля. 2020 год
Бодрствующая душа – юродство в Духе. Души предметов, стихий и животных, облаченные в костюмы сказочных персонажей, – юродивые низшего порядка, демоны, пародии на социальные психотипы, актерские амплуа. Их ряд венчает трепетная, падкая на соблазны душа Митиль. Она питает мужество Тильтиля – юродивого высшего порядка, близкого к святому. Проснувшись утром, дети пугают родителей рассказами о случившемся – мать беспокоится, не позвать ли доктора, отец грозится отлупить. И лишь соседка Берлинго объясняет, что это все – грезы.
Юродство Арсения – дидактично. Изгоняя бесов и бесчинствуя, он выполняет послушание, получая тумаки от горожан и ведя игру, правила которой объясняет обывателям его наставник с говорящим именем Фома. В отличие от полной переживаний «Синей птицы», «Лавр» полон диалектических фокусов с разоблачениями, недаром прагматичные китайцы назвали его русским Дао.
Однако эта разница не мешает героям обоих «житий» почти одинаково медитировать и впадать в транс. Тильтиль путешествует, высвобождая от миражей образ истинной Синей птицы. Арсений теряет свои внешние признаки – имя, одежду, собственное я. «Чем дольше я живу, тем больше мои воспоминания кажутся мне выдумкой… Жизнь напоминает мозаику и рассыпается на части», жалуется герой старцу Иннокентию. Ответ старца: «Ты растворил себя в Боге. Ты нарушил единство своей жизни, отказался от своего имени и от самой личности. Но и в мозаике жизни твоей есть то, что объединяет все отдельные ее части, – это устремленность к Нему. В Нём они вновь соберутся».
Повернув на шапочке волшебный алмаз, «который делает людей зрячими», Тильтиль видит, как исчезают границы предметов: «Отчего это так засияли стены? Разве они из сахара или из драгоценных камней?» – сквозь прозрачные прорези комнаты проникает свет. Нечто похожее созерцает Арсений у Гроба Господня в виде множества разноцветных лампад.
Достигнув просветления, герои изливают потоки блаженных слез. «Почему мне так больно там внутри, слезы бегут у меня из глаз, но… я не знаю, как назвать это… мне хорошо» – говорит Тильтиль в сцене «Прощание». Дар слез обретает и Арсений – причем как в начале, когда ребенком видит в огне свое старческое лицо, так и в конце, когда старцем, видит в огне лицо себя-ребенка.
Несомненно, и Метерлинк, и Водолазкин – романтики, один – бельгийский философ, другой питерский филолог, завсегдатай «Сайгона», слушатель «Наутилуса» и «Аквариума». На постановку «Синей птицы» немалое влияние оказал Леопольд Сулержицкий. Он практиковал йогу и медитацию, ввел в обиход коллег понятие праны. А в постановке «Лавра» не стоит игнорировать интерес Эдуарда Боякова к восточным практикам и религиозному течению исихазма.
«Лавр». Устина – А. Гребенщикова. Арсений – Е. Конаныхин. 2020 год
«Лавр». Анастасия – Е. Базыкина, Лавр – Д. Певцов. 2020 год
«Синяя птица». Тильтиль – В. Халютина, Митиль – А. Коонен. Фото К. Фишера. Из фондов Музея МХАТ. 1908 год
Тема волшебного калейдоскопа и божественных эманаций, ярких приключений и духовного подъема в обоих спектаклях потребовала феерического оформления и необычной музыки. «Синяя птица» Владимира Егорова – алхимический сплав из аллюзий на европейские сказки и искусства ренессанса и барокко, танцы Иды Рубинштейн и Айседоры Дункан, аттракционы Лои Фуллер и модных эксперименты Мариано Фортуни. Черный бархат и «черные люди», прозрачный тюль и проекционные фонари, котурны и активный грим были настоящим ноу-хау – «Синяя птица» стала предтечей кинематографа, видеоарта, перформанса. Феерия открыла миру не только профессию художника-постановщика, но и композитора-режиссера. Музыка Ильи Саца стала первой композицией для театра: каждая душа источала мелодичную ауру – от виртуозной партии Огня до ангельского хора Звезд и легендарного Марша. Устроенная под сценой оркестровая яма скрывала источник музыки, а музыка не существовала вне спектакля (для концерта памяти Ильи Саца Сергею Рахманинову пришлось создать из «Синей птицы» специальную сюиту). Станиславский требовал полного погружения зрителя в атмосферу чуда, «кружевной работы» над психофизикой «мутантов» и пластикой ансамбля – «Синяя птица» стала откровением его Системы. Вернувшиеся в свои тела, «души» уже не выпускались на поклоны. Даже в сокращенном, детском варианте «Синяя птица» сияла магическим кристаллом.
Синкретизму «Синей птицы» соответствует синтетизм «Лавра» (над цифровой сценографией работала целая команда во главе с Александром Цветным). Художники сделали ставку на деконструкцию, узнаваемые цитаты, предельно простые сэмплы. И если «Синяя птица» – мистерия для избранных, то «Лавр» — продукт нового христианского масскульта, спектакль-комикс. Проекция жизнерадостного лентуловского Пскова уходит в графический росчерк, арочная многоэтажка белокаменного монастыря рифмуется с бетонной брежневской коробкой. Светоносные Кирило-Белозерские фрески оппонируют рогатому Люциферу из флорентийского баптистерия и гравюре из западноевропейского анатомического атласа. Видеоарт разливается штормовым морем, закручивается вышитым Солнцеворотом, плывет волшебным мультом. Тревога – алый, святость — золото, надежда – розовый, покой – лазурь. Главный wow-эффект – превращение модульной конструкции в икону с клеймами. И если Луначарский недоумевал, для кого – «Синяя птица», мешающая детский лепет и взрослую философию, то «Лавр» искусно подмешивает старославянский к современному на правах слэнга, продукта новой субкультуры, где супергерой — святой подвижник.
«Лавр». Сцена из спектакля. 2020 год
«Лавр. Сцена из спектакля. 2020 год
«Синяя птица». Бабушка – М. Савицкая, Дедушка – Адашев. Из фондов Музея МХАТ. 1908 год
Признанный шедевр спектакля – неумолкающая, завораживающая музыка Варвары Котовой – (вокал, колесная лира), Сергея Калачева – Гребстеля (бас-гитара) и Петра Главатских (перкуссия). Кузьма Бодров выступил здесь, по его собственным словам, не композитором, а модератором импровизаций. В основе саундтрека – современная нью-эйдж обработка старинного духовного стиха и заговора, латинских, греческих и русских молитв. В отличие от «Синей птицы», музыка «Лавра» может существовать отдельным сетом и уже пополнила концертную программу «Открытых сцен» театра.
На вполне носибельную ( а не «крышесносную») модную коллекцию претендуют и костюмы горожан, выполненные Алисой Меликовой в палитре Рублевской «Троицы»: охра, терракота, серый, розовый и – у Арсения – свято-синий.
Обе сказки – антропологические проекты. Станиславский делал ставку на нового человека — неофита жизни и веры, и «фантазия десятилетнего ребенка» была для него новым камертоном. Сыграть это было нелегкой сверхзадачей для взрослых актрис-травести, начиная с Веры Халютиной, а эксплуатировать детей Станиславский не хотел.
В «Лавре» неофитство понимается буквально: на роль Арсения – Устина — Лавра назачены актеры разных возрастов и опытов – мальчик Никита Кашеваров, дебютант Евгений Конаныхин и мэтр Дмитрий Певцов.
Модерн герметичен, постмодернизм открыт, его формат нарочито фестивален и просится на опен-эйр, на кремлевские площади древнерусских городов. Поэтому так важно для «Лавра» участие медийных фигур: Леонида Якубовича и Дмитрия Певцова: актеры не только удачно играют свои роли, но и расширяют ассоциативный ряд спектакля отсылкой к передаче «Поле чудес» и рок-опере «Юнона и Авось». Не менее важно для «Лавра» и участие студентов – не только в массовых, но и в серьезных ролях (Елизавета Базыкина – Анастасия) Примечательно, что в «Синей птице» студенты и начинающие актеры чудотворствовали скрыто, играя в команде «черных людей».
«Я знал, что обязан Вам многим, но не предполагал, что обязан всем», писал Метерлинк Станиславскому. Известна и более чем вековая судьба «Синей птицы». Постановку «Лавра» на мхатовской сцене Евгений Водолазкин назвал грандиозной. Но станет ли «Лавр» новым символом русской мечты, как легендарная феерия 1908 года? Время покажет.
Юлиана БАЧМАНОВА
