Александр Синельников – известный бизнесмен, меценат, поэт: что отличает поэзию от рифмоплетства, яркую личность от заурядной и в каких единицах измерять культуру.
– Александр, физик или лирик?
– В разные периоды жизни я давал себе разные ответы на поставленный вопрос. Конечно, в молодости, а мы жили в эпоху удивительных мировых открытий, свершений, – все же физик. Мне повезло жить на рубеже двух эпох, родиться, когда Юрий Гагарин полетел в космос, потом изобрели персональный компьютер, мобильную и спутниковую связь… – и все это прошло в интервале одной человеческой жизни. Тогда было твердое желание быть физиком, математиком, инженером. Теперь я больше склонен рассматривать все происходящие вокруг явления не с позиции объективных физических законов, а с точки зрения моего субъективного восприятия, и самая удобная форма восприятия и фиксации информации – это поэтическая форма. Она избавляет от ненужных слов, ненужных повторов, все упаковывает в концентрированные категории: в ритмы, размеры, рифмы.
Мой научный руководитель в аспирантуре – Евгений Ильич Перельман говорил: «Если вы не можете сформулировать свою мысль буквально в двух словах, вы еще не до конца разобрались, надо еще подумать и все же прийти к двум словам». Я этим советом пользуюсь всю свою жизнь и единственное, что могу добавить: иногда и одного слова достаточно, чтобы выразить главное. А поэзия – это про те самые «два слова».
– Поэт в некотором роде – скульптор?
– Скульпторы бывают разные: кто-то действительно отсекает лишнее, а кто-то – лепит.
Поэзия – это, прежде всего, передача информации. Чтобы передать, надо иметь. Саму мысль иметь и оформить, облечь в иносказание. К примеру, религиозные тексты очень глубоки по содержанию, а по форме зачастую – притчи. Сюжетом проще донести главную мысль.
В поэзии так же: сначала мысль, потом интересный сюжет, а дальше – упаковка – в размер, ритм, рифму. Последнее не обязательно. В древнегреческой поэзии рифм не было, но был размер, и все остальные ингредиенты присутствовали. Если чего-то нет, это – графомания, мусор, спам. Могу что-то складывать аккуратно в стопочку – это когда считают, что и рифмы одной достаточно. Нет. Важно высказывание.
– Три любимых поэта?
– Из современных – Бродский. Не с кем сравнить. Он, как и Пушкин в свое время, – не просто поэт, он – создатель языка. До Пушкина были поэты, но только Александр Сергеевич сумел создать язык, на котором мы говорим до сегодняшнего дня, хотя и с известными купюрами. Бродский для меня – вторая вершина после первой – Пушкина. А третье имя, возможно, малоизвестное – Илья Эренбург. Поэт Серебряного века, совершенно, на мой взгляд, недооцененный – глубок, лиричен, красив.
Вот, кстати, пришла мысль – это уже математик и физик во мне проснулись – единица измерения культуры, что это? Великие говорили: не существует того, что нельзя измерить. Как измерить культуру? Взглянуть на библиотечную полку. Словарь Даля, четыре тома. Открываем первую главу, там упомянуто, что Владимир Иванович, человек неленивый, собрал на тот момент 200 тысяч оригинальных слов и словосочетаний. Задуматься только: словарь «живаго» русского языка — слов и словосочетаний в употреблении две сотни тысяч! Если сравнить с современным Далю английским языком – Оксфордский словарь того времени, примерно та же картина лексического разнообразия. В советский период – знаменитый словарь Ожегова – слов уже менее 100 тысяч. Что сегодня мы увидим в этих единицах измерения? К сожалению, мы наблюдаем серьезную деградацию языка. Тем временем Оксфорд перестал выпускать словарь на бумажном носителе, сославшись на то, что число употребляемых слов и выражений превысило миллион.
– Вы находите время для чтения книг?
– Да, но я так и не полюбил художественную литературу. Возможно, из-за школьных лет, учился в школе с углубленным изучением литературы и физики, – там меня перекормили большим количеством литературы. Мне безусловно ближе публицистика, мемуаристика. Мемуары современников – читаю и перечитываю, всякий раз открывая новое. Делаю это, чтобы понять, что и как было и как относиться к событиям дней сегодняшних.
Назову особенно дорогих для меня авторов: Норберт Винер и Ричард Фейнман. Винер в двухтомнике «Бывший вундеркинд» и «Я – математик» описывает свою жизнь в контексте исторических событий: и второй мировой войны, и холодной. Великий математик, он раскрывает важные вещи, рассказывает, как произошли открытия, давшие старт кибернетике. Я читал его в оригинале, на английском, книги мне привезли из-за границы – в то время почти невероятно. Винера издали в СССР, но с цензурированием.
В период брежневской разрядки мы начали говорить с миром без угроз, и был подписан договор – Хельсинские соглашения. В связи с новым внешнеполитическим курсом СССР взял обязательства поднять цензурную планку и начать публикацию западной литературы. Власти с осторожностью решили начать печатать именно научно-техническую литературу, мол, от нее вреда советскому строю не так много. Вышел и цикл лекций Фейнмана. Мы поняли тогда, что западное общество живет вполне неплохо, не загнивает, двигает научную мысль, носители которой весьма остроумны. Многие были увлечены этими двумя большими учеными – все хотели быть кибернетиками и физиками.
– Яркие личности, проверенные временем, кого Вы можете назвать?
– Недавно исполнилось 30 лет событиям 1993 года, вошедшим в историю под названием «Октябрьский переворот», вновь октябрьский, но нового времени. Акцент на этот период позволяет вспомнить несколько действительно ярких людей. Среди них, конечно, Юрий Лужков. Несколько раз был у него на аудиенции. Неординарный человек. Москвичи его, мне кажется, любили, но в свое время не поддержали.
Видел я и Бориса Березовского, но не в роли политика, а как математика. Он преподавал в Институте проблем управления Академии Наук СССР, там же защитил докторскую степень. Я посещал его семинары. Научная тема его звучала так: принятие решений в области нечетких множеств. На мой взгляд, она премного способствовала в его политической деятельности, политика во многом и есть умение принять решение в пространстве неопределенностей. В этом он был специалистом.
Из ближнего круга вспомнился Олег Радзинский. Он, кстати, написал о нашем времени автобиографический роман «Случайные жизни», рекомендую, сам прочел, буквально не отрываясь, – талант, легкое перо. У автора нелегкая судьба, был обвинен в антисоветской пропаганде, всех подробностей приводить не стану. Но вот что скажу: власть в государстве должна быть народной, опираться на массы. Советская власть был народной. И сейчас так же. Несогласных, пытавшихся открыто бороться, колесо истории перемалывало во все времена.
Александр Синельников с Марией Тарасевич и Амарией
– Недавно вы участвовали в творческом проекте «Культурные Среды», какими качествами, на Ваш взгляд, должен обладать культурный человек наших дней?
– Человек культурный – всеобъемлющее понятие. Во-первых, он должен свободно владеть родным языком. Таких людей, поверьте, не много. Во-вторых, и иностранными языками, имея канал получения объективной информации из разных источников. Культурному человеку должна быть присуща определенная энциклопедичность знаний – нельзя же быть очень культурным литератором или, скажем, математиком. Общий кругозор необходим.
Достигается это всесторонним развитием. В нашей юности физики пели песни, читали романы, занимались спортом и ходили в походы – это и было гармоничным общим развитием. Оно предполагало умение слушать, слышать, понимать, умение дискутировать с уважением к чужому мнению и аргументацией собственного.
Искать компромиссы. Не заноситься, не подниматься «над» и требовать с позиции силы. Это как раз – антикультура. Культурный человек пытается говорить с любым человеком на его языке. Этого понимания остро не хватает сегодня.
