Герой нового романа Саши Кругосветова «Вечный эскорт» — петербургский писатель, который бредит определенным типом женщин — ундинами, потомками русалок. Он пишет о прославленной натурщице Эдуарда Мане, и в истории ее любовных интриг видит сходство с судьбой своей возлюбленной. Однако, автор романа, в котором путаются реальность и фантазия, еще смелей своего героя: его интересует сама логика жизни блестящих девушек эскорта, со всем их размахом и неминуемым закатом. И в чем же все-таки эротизм романа? Это приправа к ностальгии по всему уходящему или самоцель? Об этом и многом другом и состоялся разговор с писателем Сашей Кругосветовым.
– В чем состоит «вечность» эскорта в вашем новом романе? В непрерывных параллелях между французскими дамами полусвета, сопровождавшими богатых господ в эпоху Наполеона (и в частности Викторин, музы художника Эдуарда Мане, о котором пишет роман ваш главный герой), и девушками главного героя, обитающего в наше время в Петербурге? Или вы вкладываете в это понятие какой-то более высокий смысл?
— Можно согласиться с вашим предположением: эскорт и девушки эскорта существовали и в эпоху Наполеона III, существуют сейчас и, видимо, будут существовать. Судьбы дам эскорта очень похожи во все времена. Почему эскорт вечный? Герман всю жизнь ищет свой идеал женщины, ундину. Находит его в Ане, теряет ее – теряет навсегда. Но Ана-ундина останется в его сердце, всегда будет сопровождать – вечный эскорт.
Попробую дать еще одну трактовку «вечности» эскорта: любовь и смерть – наш вечный эскорт. Любовь – точка, в которой сливаются на мгновение жизнь и смерть. Любовь дает новую жизнь. При появлении новой жизни старая жизнь умирает. Любовное соитие это слияние и жизнь, но это и потеря себя – смерть. «Разве Ана может умереть? – размышляет Герман. – Она ведь – сама смерть. Меня полюбил ангел смерти. Полюбил так, что пожалел и не взял с собой. Смерть не спешит: возьмет его завтра, или на следующей неделе, или через пятьдесят лет».
Любовь и смерть. Вечный эскорт. Всегда отдельно, но совсем недалеко. Рядом. Пока ты жив. А потом вы вновь будете вместе. Уже навсегда.
– Как вы думаете, почему символом французской революции в живописи стала именно Викторин Мёран – пусть и не простая, но все-таки типичная по тем временам куртизанка?
— Символом французской революции в живописи стала все-таки не Мёран, а прачка Анна-Шарлотта с картины Делакруа «Свобода на баррикадах», странное сочетание афинской гетеры Фрины, торговки рыбой и античной богини свободы. А «Олимпия» – детище Эдуарда Мане и Викторины Мёран – стала символом новой свободной женщины. В тот период в Париже впервые в Европе появились действительно свободные женщины: гризетки – девушки, жившие собственным трудом швеи или шляпницы и не зависящие от отца, семьи или замужества. Сами зарабатывали, а любовь продавали или дарили по собственному выбору. До этого во французской живописи XIX века обнаженной могла быть представлена только богиня, не имеющая ничего общего со стандартами реальной жизни. Эдуард Мане предложил публике типаж обычной девушки предместий, далекой от идеала, не связанной условностями буржуазного общества, обнаженной (что разрешалось только богам) и свободно предлагающей зрителю свою любовь. Художник и его модель оказались первопроходцами, а Олимпия – не очень притягательным, но смелым символом нового буржуазного общества, в котором всё без исключения продается – в том числе, любовь.
– Любовь иногда называют высокой болезнью. У главного героя, писателя Германа, она не слишком высока, и сам он признает, что его увлечение девушками-ундинами сродни шизофрении. При этом он еще представляет себя героем своего же романа, Эдуардом Мане. Встречались ли вам в жизни случаи подобных отношений с реальностью? И как их при этом называли?
— Увлечение идеалами – удел юных. Кто-то мечтает стать летчиком или Павкой Корчагиным, кто-то грезит о неземной любви. У некоторых период грез затягивается до зрелого возраста. Мы с вами знаем немало великих мечтателей: академик Велихов грезил подводными городами будущего, Циолковский – ракетами, Вернадский – ноосферой, Козырев – энергиями, извлекаемыми из времени. Любовь как высокая болезнь – Маяковский и Лиля Брик, Тургенев и Полина Виардо. Любовь – почти всегда немного шизофрения и, тем не менее, в реальной жизни примеров романтической любви предостаточно. Если бы этого не было, зачем писали бы свои книги Сервантес, Данте, Гёте, Прево, Пушкин, Куприн, Булгаков? Мне также трудно согласиться с вами, что любовь моего героя сравнима с шизофренией и только. Я бы хотел, чтобы читатель принял «Вечный эскорт» как книгу не только о страсти, но и о высокой любви.
– Герой вашего романа относит свою возлюбленную Ану к ундинам, русалкам, утверждая, что, поскольку все люди когда-то вышли из моря, то у некоторых девушек точно есть русалочьи гены. Интересно, а кто из мужчин соответствует подобному типу?
— По преданию шумеров Оанн – герой с человеческим лицом и телом рыбы (мужская особь русалок), вышедший из Персидского залива, – принес жителям Месопотамии цивилизацию, письмо и науки, закон. Возможно, его потомки, в том числе мужчины, до сих пор живут на земле, но хрусталик моего глаза, увы, настроен только на женских особей. Так что поделиться с вами наблюдениями русалок мужской гендерности у меня не получится – нет у меня таких наблюдений.
– Можно ли случай Германа сравнить с еще одним «литературным» феноменом, описанным в «Лолите» Набокова, где взрослому герою тоже нравились девушки, мягко говоря, сильно младше его?
— Согласен с вами: Герман в своем маниакальном желании отыскать неуловимый и нетрадиционный идеал любви несколько напоминает Гумберта Гумберта, только герой Набокова ищет нимфетку, а наш герой – ундину.
– О Набокове вспомнилось еще и потому, что его герой в конце романа уже не воспринимал за объект своей страсти повзрослевшую Лолиту. Ваш герой, повстречал Ану, когда ему было сорок пять, а ей — тридцать два. И после он все время сомневается — что происходит с ундиной в сорок? А в пятьдесят? Сохраняет ли она свою дикую, своенравную прелесть? А как бывает на самом деле с подобным типом женщин, вы не в курсе? Повзрослев, они похожи на ундину, как прежде?
— На самом деле в романе уже содержится ответ на этот вопрос. Герман встречается с Аной через пять лет, ей – тридцать семь, следы увядания уже заметны. Он также прослеживает жизнь приятельницы Евы, несомненной ундины, – что называется, «до гробовой черты». Читатель сам может сделать вывод, сохранили эти ундины с возрастом дикую, своенравную прелесть или нет. От себя могу добавить, что мне повезло дружить с несколькими дамами, не ставшими с возрастом старухами и не утратившими свою особую женскую стать и привлекательность.
– Знаки времени повсеместно присутствуют в романе – мода, тусовки, имена знаменитостей. Здесь и семинар писателей и сценаристов под руководством Виктора Ерофеева и Евгения Рейна, и упоминания русских художников: Кабаков, Бренер, Булатов. А сами главные герои романа – Герман и Ана – имеют своих прототипов?
— Действительно, большинство персонажей книги имеют конкретные прототипы – но только не главные герои. У Германа и Аны нет единственных прототипов, это скорее синтетические образы. Следует, тем не менее, признаться, что в историю любви героев было вложено немало личных переживаний автора.
– Герой романа сравнивает себя с Одиссеем, вернувшимся в итоге к жене, а его подруга настаивает на Уленшпигеле – «менестреле с выступающим гульфиком», который едет на своем ишаке и по пути имеет самых красивых и до неприличия юных девушек, «которые машут ему трусиками из своих башен». А ведь, кроме всего прочего, ваш Герман в романе – это и инженер на сотню рублей, как у БГ, и автор исторического романа, и любящий муж. Выходит, это коллективный портрет героя нашего времени?
— В книге немало воспоминаний главного героя о своей молодости и юности. Германа в этот период вполне можно охарактеризовать как «менестреля с выступающим гульфиком». Основное же действие романа приходится на пятидесятилетний возраст Германа, когда пожары отгорели и главный герой больше похож на Одиссея, которому пора заканчивать свои странствия и возвращаться к Пенелопе в Итаку.
Мы действительно видим Германа в разных ипостасях: инженер, автор исторического романа, любящий муж и отец, герой-любовник… Становится ли он при этом героем нашего времени? Вряд ли. Мы во всех подробностях наблюдаем жизнь Германа только в рамках любовного треугольника. В остальных сферах его деятельность мало очерчена. Да и в треугольнике он не проявил себя личностью, способной принимать сложные решения. Так что герой нашего времени из Германа никак не получается. Или, если хотите, такой специфический герой: ни рыба ни мясо – не исключено, что мой герой — довольно типичный персонаж двухтысячных. В защиту Германа можно сказать только то, что он искренне любит Ану, но это тоже немало!
– Ваш предыдущий роман «Счастье Кандида» в чем-то перекликается с новой книгой. В обоих случаях их герои что-то утрачивают и что-то находят. При этом важное значение имеет Петербург – как отправная точка их странствий. При всех своих различиях – не станут ли эти два романа своеобразной питерской дилогией в вашем творчестве? И не грядет ли ее продолжение?
— «Счастье Кандида» – очень петербургский роман, полностью согласен. События «Вечного эскорта» происходят в Петербурге, Москве, Милане, Майами, в нескольких городах Франции XIX века – книга, пожалуй, не вписывается в питерскую дилогию. Но о теме Петербурга хочется сказать несколько слов, потому что я живу в Петербурге и действительно во многих моих книгах можно найти петербургскую ноту: «Опять о Невском» (книга «Послания из прошлого»), «Остров Мория. Пацанская демократия», аудиокнига «В Питере – любить!», «Мужчина в доме. Ленинградская повесть». В издательстве АСТ в этом году должны выйти детская книга «Туманные истории. Городские легенды» и воспоминания о девяностых «Полет саранчи», там тоже все о Петербурге.
Теперь о возможном сходстве «Счастья Кандида» и «Вечного эскорта». Мне кажется, эти книги тематически очень разные, да и написаны в различной стилистике – дилогия здесь не просматривается. Но новые книги в петербургском антураже будут – часть из них я здесь назвал. Если говорить о «Вечном эскорте», появилась абсурдистская повесть «Экспресс до Амстердама» (она уже публиковалась в периодике), которую в каком-то смысле можно считать продолжением романа о Германе и Ане. Готовлю для издания в АСТ сборник рассказов – возможно, повесть войдет в этот сборник.
Беседовал Олег БУГАЕВСКИЙ
Саша Кругосветов – писатель, куратор Санкт-Петербургского отделения Интернационального Союза писателей, член Союза писателей России, член Международной ассоциации авторов и публицистов APIA (Лондон). Лауреат премий фестиваля фантастики «Роскон»: «Алиса» (2014), «Серебряный РосКон-2015», «Золотой РосКон-2019»; Международная литературная премия имени Владимира Гиляровского 1 степени, 2016; финалист премии «Независимой газеты» «Нонконформизм»-2016, 2017, 2018; Гран-при международного конкурса Франца Кафки 2018; Лауреат Лауреатов Международного конкурса «Новый сказ» памяти П.П. Бажова, 2019; Лауреат Международной литературной премии им. Ф.Кафки в номинации «Кафка – Синий кристалл», 2020, Лауреат премий «Литературной газеты» и «Литературной России».
