Член Союза художников России Юлия Федотова (проект ULAFONBERBER) в своих скульптурах сочетает Изучение духовной традиции Востока и классическое академическое образование. Сегодня работы Юлии украшают частные коллекции России, Франции, Грузии и Испании. В интервью АртМосковии Юлия рассказала о своем творческом методе, источниках вдохновения в восточной культуре и поделилась своим взглядом на текущее положение современного искусства.
— Что Юлии Федотовой ближе: Восток или Запад?
— В греческом языке есть такое выражение: «Παν μέτρον άριστον», – все в меру, чтобы сохранять баланс вещей и явлений. Золотая середина.
— Восход или закат? Вы сова или жаворонок в творчестве?
— Восход. Самое органичное – это все-таки рассвет. Рассвет, ранний подъем, практика и работа, потому что вечером ум уже не так продуктивно работает. Ну, у меня по крайне мере. Один из моих любимых советский скульпторов — Матвей Манизер. На первом курсе мы ездили к нему в мастерскую. Нам рассказывали, что он очень рано вставал, в 8 часов утра уже был у себя в мастерской и работал. У меня остался маячок в голове на тему того, что с самого утра художник уже должен быть на рабочем месте и впахивать.
Сон самурая. Воин внутренне всегда собран и готов, при этом в минуты расслабления он полностью погружается в свою внутреннюю Тишину
— А что для Юлии Федотовой важнее – говорить или слушать?
— А кого слушать? Иногда и себя можно послушать, да? Я имею в виду свое нутро. По-хорошему, нутро нужно слышать в любой момент времени, это безостановочный процесс. Даже разговаривая с другим человеком, ты же слушаешь свой отклик на него, слушаешь себя, какие реакции у тебя возникают. Но чаще мы в таком информационном шуме живем, что не слышим и не слушаем себя… Я об этом часто думаю.
— Возможно, как раз искусство помогает услышать себя, остановиться. Как думаете, зачем человеку искусство?
— Мне кажется, это как будто ступенька перед «Богом». Это еще одна форма познания. Познавание природы, себя, человека. Это прекрасный, сложный инструмент, который через эстетическую форму дает нам это познавание. И да, мы себя слышим, когда смотрим на искусство, у нас вибрируют эмоциональные, духовные струны. Это все про Дух, с моей точки зрения…
— А если человек не верит в Бога, он искусство не поймет?
— Искусство — это очень сложная психическая деятельность. Знаете, Эйнштейн, например, в Бога верил, и был человеком науки. Но в то же время играл на скрипке. Зачем физику музыка? А это задействовало другие отделы мозга. Ум работал в других регистрах, это помогало в его основной профессиональной деятельности. То есть, это дает более полное развитие человека, его натуры, мозга, нервной системы.
— Скажите, пожалуйста, а как «правильно» ходить в музей? Представим, человек собрался в Третьяковку впервые, что вы ему посоветуете?
— На мой взгляд, самое важное — это установить первоначальный контакт или связь с тем, на что ты будешь смотреть. Нужно выбрать какое-то направление, зал, куда ты пойдешь, не нужно нацеливаться на все. Перед походом подготовится: что-то почитать, послушать. Возбудить в себе интерес. Документальные видео посмотреть. Небольшие. Что-то, что тебя зацепит. И когда придешь в музей, галерею, ты узнаешь в том, что ты увидел, то, что ты слышал дома. И у тебя происходит такое «схватывание», зацеп, тебе уже интересно — ага, я это уже слышал. А вот там рассказывали историю, при каких обстоятельствах художник писал эту картину. Или например, кто была эта натурщица. Оказывается, она была чьей-то возлюбленной, тоже интересная история. Так, постепенно, возникнет связь и пробуждается желание вникнуть глубже, почувствовать уже на эмоциональном уровне эту связь. Вообще для искусства, чтобы его считывать и понимать, нужны «декодеры». Например, не все могут считать Левитана или Грицая, потому что пейзажная живопись очень сложная. Мало кто чутко воспринимает тонкую живопись, цвет и свет. Но если у тебя произойдет какая-то связь с этими картинами, ты прочитал про Левитана, или послушал диалог об искусстве, о его творчестве, потом это легче уже подхватить непосредственно в музее. Это может помочь человеку!
— А если брать именно скульптуру, ваше направление. Какие работы Вы рекомендуете обязательно посмотреть?
— Если пойдем в Третьяковку, например, хорошо посмотреть модель «Рабочего и колхозницы» Веры Мухиной — ее проект выбрали для создания советского павильона на Всемирной выставке в Париже в 1937 году. Технология, по которой создавался сам монумент, была советским ноу-хау. Интересно, что павильон Советского Союза стоял с Рабочим и Колхозницей на одном берегу Сены, а напротив — павильон Германии. Мы знаем, через 3 года это противостояние вылилось в вооруженное и очень трагическое. В общем, смотреть на искусство в историческом контексте интересно и полезно.
— То есть Мухина «Рабочий и Колхозница» – раз. А что бы Вы еще в топ-3 отнесли? Скульптуры, о которых надо знать, надо представлять, как они выглядят?
— Я бы обязательно предложила посмотреть что-то из греков, например, Дельфийского Возничего. Ну и, конечно, фриз Парфенона. Ожидаемым было бы назвать Микеланджело, однако для меня он не является самым любимым скульптором, хотя я назову его «Пьету». Тот ход, который Микеланджело сделал с Пьетой – такая достаточно молодая, нежная фигура Марии, которая выглядит гораздо моложе самого Христа, лежащего у нее на руках. И в то же время, посмотрите на складки — она выглядит, как гора, и держит Иисуса. Очень интересно решено. Ещё я бы предложила посмотреть что-то из нового времени, из модерна, XIX–XX век. Прекрасная триада французов Бурдель, Майоль, Роден. У Бурделя есть известная работа «Геракл» – это настоящий знак в искусстве, на который стоит обратить внимание.
«Глубокие воды» – метафора нашего внутреннего мира, созерцая который, можно обнаружить подчас много неожиданного…
— Юля, Вы рассказывали, как противостояние скульптур вылились в реальное. Обычно же наоборот: вначале событие в истории или жизни, а потом его осмысление. Скажите, конкретно в вашем творчестве как это работает, есть ли связь между событиями жизни и сериями скульптур?
— В моем случае это работает так: я увлеклась философией, религиозной традицией, съездила в монастырь, начала это изучать, и возник очень живой отклик в работе. Помню, я приехала на первый ретрит, это было на 3-м курсе, летом. Потом у нас должна была быть в институте практика по дереву, я сидела, думала, что же мне резать из дерева? После ретрита у меня было очень яркое впечатление, мне хотелось это выразить. Так появился один из моих первых монахов, и началась серия с тибетскими малышами. То есть, это была непосредственная реакция на то, что я услышала и увидела. На том учении были абсолютно новые для меня темы и я, конечно, мало что поняла тогда, но вовлеченность сразу возникла, и я потихоньку стала изучать традицию, практику, ездить на ретриты. Мне кажется, для любого автора так: то, чем ты живешь, что у тебя в уме, в сердце, то и находит воплощение в работе.
— А где это было? Первый ретрит?
— Самый первый ретрит был в Подмосковье, там я впервые встретилась с нашим Ламой. Потом через 3-4 месяца я оказалась в монастыре в Индии. Севернее Дели есть тибетский монастырь, который был основан в конце 60-х. Это один из центров духовной тибетской традиции за пределами Тибета. И там я получала свои первые сущностные наставления по практике и природе ума, конечно, на меня это произвело очень сильное впечатление. Еще через несколько месяцев я там оказалась на праздновании Лосара – это тибетский Новый год. У них есть интересная традиция – они представляют на этот праздник мистерию Чам. Меня очень сильно это все поразило, были такие сильные переживания, и это впоследствии нашло отражение в работе. Одна из частей моей дипломной работы была посвящена Чаму.
— А как человеку, который придет на вашу выставку, смотреть на ваши скульптуры, чтобы он почувствовал энергетику, содержание, которые вы закладывали?
— Если вы идете к нам на выставку, то знайте, что там будет восточная тематика. Знайте, что она будет связана с Тибетом, немного с Японией. И что я рекомендую? Посмотрите фотографии или саму эту мистерию Чам на видео, чтобы просто понять, о чем речь. Посмотрите фильмы: «Кундун» Скорсезе или шикарный советский фильм «Потомок Чингисхана», который, надо сказать, прямо в Бурятии и снимался. Так вы настроитесь. И когда вы придете на выставку, посмотрите на наш Чам, на этих монахов, возможно вы их узнаете — это может иметь интересный эффект.
— А как смотреть: близко, отойти подальше, покрутиться?
— Как посмотреть на работу? Конечно, лучше бы вам смотреть эти работы со мной, рекомендовала бы себя в проводники. Но вообще, наверно, любой скульптор предложит посмотреть скульптуру всесторонне. Хороший автор продумывает все ракурсы, силуэты со всех сторон. Хорошо, если Вы отойдёте и увидите работу целиком. И чтобы скульптура была на уровне глаз. Так вы заметите силуэт, какую-то загогулину в каждом ракурсе. Может, это какой-то интересный иероглиф или запоминающийся знак? Кстати, вы знали, что художники и скульпторы, когда работают, всегда отходят от мольберта или станка? То есть, ты пишешь, рисуешь или лепишь, фигура перед глазами, и постоянно нужно отходить на пару-тройку метров. Чем чаще ты отходишь, тем больше видишь какие-то ходы интересные, решения, промахи, неточности. Наши суриковские мастера нам много про это говорили. Поправляли: «Что ты влип в нее (скульптуру или картину), отойди!»
— Юля, а почему бронза? Почему не гипс, глина, мрамор, камень, лед?
— Бронза – это один из твердых материалов. Половина из того, что вы назвали – это мягкие материалы, в которых скульптура не сохраняется. Гипс – это твердый материал, но он, традиционно, считается промежуточным. То есть, остается либо камень, либо дерево, либо пластик, либо металл. Эти четыре материала — основные, у каждого из них своя определенная методология работы. Если ты работаешь с камнем или деревом – ты отсекаешь. Если работаешь с металлом — сначала создаешь модель в мягком материале, например в пластилине или глине. Здесь метод другой ты набираешь форму. И это два разных принципа – набирать и отсекать. Отсекать, по мне, очень сложно. Я восхищаюсь людьми, которые работают в камне или дереве. Все время, что я училась — а это восемь лет — я набирала. И пять лет после института — тоже набирала. Есть прекрасные мастера, которые умеют делать и то, и другое. У нас есть профессор Балашов, вот он режет из камня очень лихо: отсекает все лишнее — и в то же время лепит прекрасные, шедевральные женские этюды постепенно набирая форму. Он один из лучших по женской натуре.
— Среди верующих в России примерно 0,5% — буддисты. Как вы пришли к буддизму?
— Это, наверное, как с родителями, которых не выбирают. Я на 2-м курсе ездила в Тыву. Зима. 40-градусный мороз. Я провела там несколько дней. Однажды зашла в хурул, маленький местный храм, там Лама вел службу. В этот момент мне было прямо очень хорошо. Там, в Туве, я поняла, что с буддизмом у меня гораздо больше связи, чем с другими традициями, есть какая-то сцепка — это мне близко и понятно. И при этом у меня нет конфликта в отношении других традиций. Я знаю одного китайского Мастера, несколько лет назад он приезжал в Россию и давал наставления по практике. Для него устроили экскурсии в Санкт-Петербург и Троице-Сергиеву Лавру. Он подошёл к мощам Сергия Радонежского, и сказал про нашего святого: «Он дошел до неба». Я, конечно, не цитирую, только смысл передаю. Знаете, совсем недавно мы снова приехали к этому Мастеру в Китай. Его близкие ученики подарили ему икону и скульптуру Сергия Радонежского из Лавры. Мастер долго рассказывал про святого, о котором много читал, а потом вдруг переключился на Толстого. Меня это по-настоящему воодушевило.
Понимаете, здорово, когда нет духовной гордыни, и человек не зашорен. Мастер находится глубоко в даосской практике, у него Лао Цзы всегда в кармане, при любом случае достает его и читает стих из Дао Де Дзина, комментирует. Однако в то же время это не мешает ему отмечать достижения мастеров другой религиозной системы. Когда такие примеры встречаешь, понимаешь, есть место для других систем, точек зрения, практики. Это же объединяет мир!
— У Дюма была личная история — связь с куртизанкой — после чего появилась «Дама с камелиями». Есть ли драматичные моменты в Вашей жизни, которые получили воплощение в ваших работах?
— Мы же сейчас представляем серию «Баланс», а она никакая не трагичная. Она про духовную традицию, по большому счету. Импульсом к той серии были мои поездки на Восток, практика, поиски баланса для меня лично. Но сказать: «У меня был возлюбленный, чахотка пожирала беднягу! В один день он попросил бокал шампанского, выпил, лег на левый бок, как Чехов, и умер», – такого нет. И серия этого не предполагает. У нас в октябре пройдет выставка в галерее «Триумф», и я после выставки на время оставлю эту тему. Мне интересно сейчас над другими вещами поразмыслить, есть задумки, которые будут откликом на то, что сейчас в мире происходит. Я ведь не буддистский художник и не ограничиваюсь буддистской темой. Это одна из форм, которая была актуальна для определенных задач, а что будет дальше – посмотрим.
В современном мире тема смерти табуируется. Мы боимся думать о смерти, вытесняя ее из наших повседневных мыслей. В этой работе, размышляя над восточным ритуалом, я возвращаю ее в сознательное поле. Однако я смотрю на смерть не трагически, а скорее как на естественный процесс перехода из одного состояния в другое…
– Каверзный вопрос. На Венецианском биеннале 90% участников были женщины. Что происходит?
— С моей точки зрения, тенденция и хайп. Недавно смотрела ролик, он был сделан до пандемии, относительно всех этих биеннале и «артбазелей». Там обсуждался вопрос о том, что 80 или 85% художников, которые представлены в галереях современного искусства, это мужчины, мужчин-авторов покупают. Это было снято 3 или 4 года назад, а сейчас докатилась наконец-таки обратная волна.
— И флюгер снова скоро перевернется?
— Не, ну подождите, у нас там дальше сколько по счету новых гендеров? В общем, тренды и актуальные повестки никто не отменял. Кстати, Китай взял в свое время курс на то, чтобы в стране были представлены все виды искусства: от лютого контемпорари до классического искусства. ТАМ есть все: и абстракция, и гохуа, и реализм, и семечки в большом павильоне на полу, потому что это очень современно — все есть! За реализмом они приезжают учиться в Россию: в Санкт-Петербург и Москву. Ну живописцы – в основном Петербург. Как раз недавно обсуждали с профессором, их каталог, где по разделам представлены все направления в искусстве. Не знаю, как дальше они будут развиваться. Китай – страна загадочная. А как у нас в России? У нас теплится еще старая тусовка Союза художников и очень активная контемпорари-тусовка, которая раскручивается на таких мероприятиях как cosmoscow, ARTRussia и тд. Но эта совсем другая палитра художников. И эти два мира не пересекаются.
— А вы где, Юля?
— В принципе, мне кажется, интересная история — поженить эти два мира, и я была бы рада на этих современных мероприятиях показывать современных нам художников, которые имеют классическое образование. Я бы хотела больше видеть там профессиональных художников с академическим образованием, с реалистическими произведениями. Думаю, что это было бы очень интересно.
— Где можно увидеть или купить ваши работы?
— Купить можно на выставках. Ближайшая будет 20 октября в галерее «Триумф». Можно нам написать через соцсети.
— Человек может написать: «Хочу купить вот эту скульптуру»?
— Может (улыбается). У скульптуры должен быть владелец. Я два года снимала мастерскую, которая была набита искусством одного автора… Он реально много работал, но никуда это особо не пошло. Это очень драматичная история, как мне кажется. Работы автора не идут в мир — это как-то неправильно. Работы художников должны идти дальше, за пределы их мастерской.
— И возбуждать нейронные связи других людей?
— Да.
Баланс – под этим названием объединились работы большой серии. Так или иначе каждая работа про нахождение своего внутреннего баланса.
— Люди, у которых есть ваши скульптуры, вы с ними знакомы? Вам интересно, где стоит ваша работа? Следите ли вы, куда работы попадают, в какие руки, какой дом?
— Да, вообще это наша осознанная политика.Я считаю, автор должен знать, где находятся его скульптуры. Не то что мы говорим: «Этим людям продаем, а этим нет». Но в целом, 50% тех, кто покупал у нас работы, я знаю лично. Даже какой-то контакт у меня с ними поддерживается. Была интересная история. Одну из скульптур купила девушка, увидевшая работу на выставке Союза художников в ЦДХ. Работа «Баланс». Скульптура ее зацепила, девушка меня нашла окольными путями через моих родственников, приехала ко мне в мастерскую, мы с ней пообщались. И вот через какое-то время она купила одного нашего «мальчика», буддийского монаха. Потом второго буддийского монаха, и вот сейчас должна забрать третьего, попутно вдохновив своего приятеля купить еще одну работу. Мы около года с ней общаемся, и она постепенно собирает коллекцию моих «тибетских малышей», они становятся уже ее «тибетскими малышами». У девушки этой есть связь с буддийским учением и видимо поэтому монахи ей откликнулись. Знаете, изначально я задумывала эту серию, как… Есть в буддийской традиции такое понятие как тендрел – предмет связи. И все эти ребята из серии «баланс» – это такая связь с учением, традицией, то есть ты прикоснулся, посмотрел и у тебя зародилась вот эта связь. По этому же принципу все культовые предметы в буддизме и христианстве также работают. Это во-первых, связь, во-вторых, опора для практики. Когда я лепила эту серию, у меня было намерение делать работы, чтобы они стали неким связующим звеном… Прежде всего для меня, и если мне повезёт, то и для других. Чтобы человек посмотрел, предположим, ему понравилось. И он пошел что-то почитал, изучил. Так эта духовная связь дальше прорастает. И вот с нашей покупательницей этот принцип, мне кажется, сработал. Связь сработала. Меня это очень сильно вдохновляет. Ведь для чего духовная практика вообще существует? Чтобы человек стал лучше, счастливее. Поэтому классно.
— Юля, финальный вопрос. Пожалуйста, продолжите фразу: «Скульптуру можно считать искусством, если…»
— Скульптуру можно считать искусством, если она хорошо слеплена, с душой, с идеей, с мыслью. Как говорит мой профессор: «Мысль должна сквозить в скульптуре». Идея, форма и заряд — вот три аспекта, которые должны быть слиты воедино. Все! Делов-то! Но таких единицы.
Новый космос — четыре монаха подобно демиургам создают новый порядок новую мандалу, новый космос.
Беседовала Кира КУБОВА
